Алексей Щербаков - Петр Столыпин. Революция сверху

Бывают, господа, роковые моменты в жизни государства, когда государственная необходимость стоит выше права и когда надлежит выбирать между целостью теорий и целостью отечества. Но с этой кафедры был сделан, господа, призыв к моей политической честности, к моей прямоте. Я должен открыто ответить, что такого рода временные меры не могут приобретать постоянного характера; когда они становятся длительными, то, во-первых, они теряют свою силу, а затем они могут отразиться на самом народе, нравы которого должны воспитываться законом. Временная мера – мера суровая, она должна сломить преступную волну, должна сломить уродливые явления и отойти в вечность. Поэтому правительство должно в настоящее время ясно дать себе отчет о положении страны, ясно дать ответ, что оно обязано делать».

События первой революции привели к тому, что в России образовался совершенно иной политический расклад. И большинство представителей властной элиты не представляли, что делать в этой ситуации. Они оказались просто не готовы к крутым переменам. И Столыпина, образно говоря, кинули с гранатой под танки. При том что ему стреляли и в спину. Как бы к нему ни относиться, но в мужестве Петру Аркадьевичу отказать невозможно.

«Сама фигура Столыпина казалась идеально подходящей на роль реформатора. Во-первых, он появился как бы “ниоткуда”, из российской глубинки, а не из привычной дворцовой камарильи и дискредитировавших себя прежних политических деятелей. Во-вторых, он был молод – 44 года. Как писал Крыжановский: “Он первый внес молодость в верхи управления, которые до сих пор были, казалось, уделом отживших свой век стариков”. В – третьих, он производил впечатление человека жесткого и решительного, “сильной личности”, способной навести “порядок”. И его поведение на посту саратовского губернатора, казалось, подтверждало это. И четвертое: он умел четко и лапидарно излагать свои мысли, что в эпоху нарождавшейся “публичной политики” имело особую цену. Его изречения и теперь с восторгом повторяют наши государственные деятели.

Позднее выяснилось, что многие из этих характеристик оказались достаточно спорными. И вовсе не “ниоткуда” появился он, ибо связи Столыпина с “семьей” императора были достаточно прочны. И совсем не был он столь решительным и бескомпромиссным. Но наличие политической воли и сильной власти в его руках – несомненно. Точно так же, как несомненно и наличие обоснованной программы, независимо от того, кто первым ее сформулировал – Бунге, Гурко или Кривошеин».

(В. Логинов)

«Идя справа, эти течения были: определенно самодержавное, неуклонно и упрямо отстаивающее то положение, что призыв населения к законодательству отнюдь не должен в чем-либо умалить историческую власть монарха; умеренно-либеральное – определенно высказывавшееся за конституционную монархию, но готовое поддержать в остальном как существующее правительство, так и общий государственный уклад; радикальное, желающее сохранить лишь вывеску монархии, но в сущности стремящееся к установлению народовластия и демократического строя, и, наконец, революционно-социалистическое, видящее в изменениях формы правления лишь орудие для изменения всего экономического и социального уклада страны.

Для власти, как всегда, были страшны не увеличение количества ее врагов и усиление их агрессивного наскока на правительственный аппарат, а все большее сокращение ее приверженцев и защитников, так как ни одна существующая власть, владеющая всем правительственным механизмом, не была свергнута, коль скоро сохраняла в населении страны сколько-нибудь значительное количество лиц, ей сочувствующих и готовых ее защищать».

(В. И. Гурко)

Бурные события начала XX века привели к тому, что так называемая «общественность» оформилась в достаточно серьезную политическую силу, с которой приходилось считаться.

Началось это всё ещё в реформы 1861 года. Кроме освобождения крестьян, Александр II провел ряд либеральных преобразований. Так, были введены единые суды (до этого они являлись сословными), а также суд присяжных. Появились земства и городские Думы – некие демократические образования на местах. Стало полегче с цензурой.

Однако образованной публике хотелось большего. Чего – они в самом-то деле толком не очень понимали. Точнее, символом веры стала конституция. Подчеркну – я не говорю о революционерах. Их было все-таки немного. Но вот стремление к демократии было очень даже распространено.

Консерваторы упрекали подобных господ в том, что они бездумно нахватали западных идей. И консерваторы в данном случае были полностью правы. В самом деле – либералы сделали символом веры демократию, не очень понимая, зачем она вообще нужна. Как это всегда бывает с нашей интеллигенцией – люди уверовали в палочку-выручалочку, которая способна решить все проблемы.

Тут я немного отвлекусь, коснусь одного из «символов веры» – введения конституции. Тут вышло очень забавно. Дело в том, что как сторонники этой меры, так и её противники видели в ней ограничение самодержавия. Одним данная светлая идея нравилась, другим не очень. Хотя на самом-то деле конституция и степень авторитарности власти вообщеникак между собой не связаны. Снова вспомним Наполеона Бонапарта. В его империи конституция существовала! Мало того – император французов строго соблюдал её положения. Что не мешало ему являться самым полновластным из тогдашних европейских монархов. Парадокс? Ни в коей мере. Ведь дело-то в том, что и как в конституции написать. К примеру. Допустим, у монарха имеется право помилования. Казалось бы – а что тут такого? Никому не мешающее право проявить гуманизм. А вот представьте, что некие люди начинают отстреливать тех, кто монарху не нравится. И они не скрываются, они сдаются властям – и государь их освобождает…

Таких вот конституционных уловок можно привести десятки. Этого в России решительно никто не понимал.

Александр II, увидев, что система пошла вразнос, стал к концу своего царствования прижимать всякое стремление к демократическим свободам. Его сын продолжил деятельность в том же направлении. Однако при Николае II эта волна стала снова подниматься. И дело совсем не в слабоволии последнего императора. Хотя и в этом тоже. В шестидесятых-семидесятых годах XIX века мечты о демократии были всего лишь утопией прекраснодушных мечтателей. Она была никому из серьезных людей не нужна. А вот к концу века сложилась совершенно иная ситуация.

Развилась промышленность, а соответственно – возникли мощные финансово-промышленные группы. Как отечественные, так и иностранные. Таким господам требовалось продвигать свои интересы. Какое-то время договаривались с конкретными представителями власти – как с помощью прямых взяток и откатов, так и с помощью косвенных методов стимулирования нужных людей. К примеру, нужного чиновника вводили в состав совета директоров акционерного общества. Но ведь в условиях демократии действовать гораздо удобнее. Именно ради этогодемократия и существует. К примеру, в США существуют лоббистские агентства. Суть их в том, что бизнесмен приходит туда и поясняет: ему необходимо принять такой-то законопроект. Лоббисты через свои связи в Конгрессе выполняют заказ. Это там настолько привычно, что никто и не задумывается, что данная система – по сути легальная коррупция.