Дмитрий Володихин - Царь Федор Иванович

Петр Петрей также прибыл в Россию через много лет после того, как произошли события, которые он описывает. И, разумеется, красочное описание сцены с «недоизнасилованием» могло быть либо получено им изустно, притом необязательно из первых рук, либо являться плодом его публицистических усилий. Степень его достоверности крайне невелика. Другое важнее: Исаак Масса и Петр Петрей создали два независимых друг от друга источника, но их тексты совпали в одном: царь Иван IV настаивал на разводе царевича Федора, а тот не согласился. Это совпадение свидетельствует в пользу того, что фактическая основа у свидетельства голландца и шведа была.

Здравый смысл заставляет принять историю о мужественном сопротивлении Федора Ивановича притязаниям отца. Иван IV до крайности нуждался в его разводе. В схожих обстоятельствах он дважды разводил старшего сына, да и себе позволил несколько разводов, за которыми следовали неканоничные браки. И при всем том Федор Иванович остался при своей супруге, ни на кого не поменяв ее. Выходит, он действительно должен был отразить жестокий натиск со стороны родителя и разрушить его планы.

Что заставило царевича поступить подобным образом?

Брал жену он не по любви, а по указанию отца. Впоследствии, конечно, царевич мог полюбить ее: в источниках того времени есть прямые высказывания в пользу нежного отношения и привязанности Федора Ивановича к супруге. Но судить об этом трудно: для русских людей того времени дневники и мемуары были чем-то почти немыслимым, и рассуждения о чувствах, о закрытом мире семейных отношений и, тем более, о любовных переживаниях нехарактерны для подданных московского государя. А суждения иностранца — это всегда изложение личных впечатлений или чьих-то рассказов, полученных, так или иначе, на значительной дистанции от семейных дел; притом не важно, делали это из ближайшего круга русского царя или провинциального пушкаря [56]. Сама культура того времени, сам уклад русской жизни и строй книжности нашей мягко табуировали сколько-нибудь пространные рассуждения на подобные темы. Даже патриарх Иов, хорошо знавший обоих и оставивший пространное сочинение о государе — «Повесть о честном житии царя и великого князя московского Феодора Ивановича всея Русии», — написал о взаимоотношениях царя с царицей всего несколько строк, весьма сухо: «[Федор Иванович имел] благозаконную супругу свою благоверную царицу и великую княгиню Ирину Федоровну всеа Руси по всему благими нравы подобну себе, бе же добродетелию и верою к Богу друг друга преспевая» {94} . Значит, судить о чувствах, существовавших между Ириной Годуновой и Федором Ивановичем, можно лишь с изрядной долей гадательности… [57]

Причина упорства царевича могла лежать и в иной сфере. Дело здесь не в каком-то особом добронравии, не в высокой нравственности. Развод сомнительно выглядел с точки зрения веры, а Федор Иванович как христианин вел себя безупречно. Да, его отец позволял себе чудовищную вольность в этом вопросе. Но современники без одобрения смотрели на него. Четвертый брак Русская церковь позволила монарху в виде исключения: объявив, что скорая смерть третьей жены не позволила осуществить брачные отношения, и сообщив всем тем, кто мог бы, глядя на государя, предаться мечтаниям о четвертом браке и для себя, что это сомнительное супружество — «не в образец» прочим православным людям. Вступление в пятый брак повлекло за собой отказ от причастия до самой смерти. Это весьма серьезный повод печалиться для любого православного. А государь Иван Васильевич развелся с четвертой женой, Анной Колтовской, чтобы впоследствии найти себе новую брачную партнершу! При этом вопрос о престолонаследии не стоял: у монарха на момент развода были взрослые законные сыновья. Наконец, Иван IV не первым в династии Даниловичей начал разводиться с женами и требовать того же от сыновей; еще отец его, Василий III, пошел на расторжение брака с Соломонией Сабуровой [58]из-за ее бесплодия, и тогда митрополит Даниил принял сторону государя, но не все духовенство одобрило монаршее поведение — например, преподобный Максим Грек имел об этом разводе отрицательное мнение. По большому счету, со времен Василия III установилась практика, прямо противоположная христианскому благочестию: разводиться — дело нехорошее и даже скандальное, но для государей сильно упрощенное…

А Федор Иванович захотел остаться чист перед Богом.

Дедушка — не удержался.

Батюшка — не удержался.

Братца — заставили.

И кругом сплошные государственные интересы, разумеется…

Зато их внук, сын и брат не поддался соблазну, не пожелал ставить ни во что великое таинство брака, не захотел забыть о великом священном смысле венчального обряда [59]. Хотя в его случае требование развода было действительно связано с ультимативными требованиями большой политики. У Василия III, когда он разводился с Соломонией, были наследники из Даниловичей — братья. У Ивана Грозного они тоже были — сыновья, да и представители семейства князей Старицких. Рядом с царевичем Иваном Ивановичем присутствовал его младший брат — такой же законный отпрыск Ивана IV, как и он сам. А вот когда у Ивана Грозного остался один бездетный законный наследник — Федор (царевич Дмитрий был рожден вне каноничного брака), на разводе царевича буквально свет клином сошелся. Да только тот оказался тверже прочих мужчин в своей семье. Выглядит его поведение в данном случае так, будто он искупал неблагочестивое поведение ближайшей родни. И невозможно историку с дистанции в четыреста с лишним лет определить, чему повиновался тогда Федор Иванович: душевному порыву или глубоко осознанному императиву веры. Если верно последнее, то в споре с отцом он поступал как исповедник, отстаивая православный идеал семьи.

В 1585 году, уже будучи государем, Федор Иванович опять столкнулся с необходимостью оборонять свой брак от вмешательства извне.

Русская служилая знать, глядя на прежних государей, твердо уверилась, что они с легкостью меняют жен. И не увидела ничего зазорного в дерзком матримониальном проекте: сливки аристократии российской объединились, требуя у монарха развода с Ириной Годуновой и вступления в новый брак. Допустим, борьба за изгнание Ирины Федоровны с престола велась с одной совершенно очевидной целью — удалить род Годуновых от царя, уничтожить влияние этой придворной группировки. Ну а кандидатура новой царской «невесты» превосходно показывает, с какой стороны нависла очередная опасность над браком Федора Ивановича. Ему предлагали соединиться с Анастасией — дочерью князя Ивана Мстиславского. Анастасия Ивановна в роли русской царицы открывала блестящую политическую комбинацию. Настолько соблазнительную, что великие интриганы, стоявшие за спиной этой женщины, готовы были закрыть глаза даже на ее относительно близкое родство с Федором Ивановичем: царь приходился Ивану III правнуком, а его «невеста» — правнучкой. Ее «продвижение» сулило перспективы, заставлявшие авторов «проекта» забыть о кровосмесительной сути подобного супружества. Анастасия Мстиславская родилась от брака князя Ивана Федоровича с И.А. Шуйской. Таким образом, она приходилась родной кровью и Мстиславским, и Шуйским, что позволяло им сплотиться, проталкивая свою «отрасль» в царицы. Союз двух знатнейших, влиятельнейших родов обещал возврат к эпохе «боярского царства», какое было после смерти Елены Глинской при малолетстве Ивана IV. Оттеснив Годуновых, правя именем блаженного царя, «княжата» вновь сделались бы всесильными. Страной безраздельно правили бы Мстиславские, Шуйские, Воротынские, Куракины, их ближайшая родня и союзники. Род московских Даниловичей, возвысившийся к досаде соседей, оказался бы полностью подчинен пришельцам, когда-то оказавшимся на службе у великих князей московских…