Андрей Битов - Пушкинский том (сборник)

«Об нем жалеют – он доволен». В комментариях я прочитал, что Н. может читаться как «аш» тоже. Что имел в виду комментатор? Я был удивлен, но у меня сразу возникло ощущение, что это очень напоминает «Невский проспект». Пушкинская запись датируется как-то очень уж приблизительно – началом 30-х годов. Попробуем соотнести, когда произошли все эти передачи «Ревизора», «Мертвых душ» и когда возникла эта реакция шутливая, а может, слегка раздраженная, что «с этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя», и тогда подумаем: не является ли «Невский проспект» тоже подсказанным Пушкиным сюжетом?

– Но отличие этого случая от других в том, что про передачу сюжетов «Ревизора» и «Мертвых душ» Гоголь трубил на каждом перекрестке, а вот о «Невском проспекте» как-то не обмолвился ни разу. Ему ведь важно было не только взять обеспеченный сюжет, но и дать к нему сразу синхронный комментарий, объявив это сюжетом Пушкина и таким образом создавая впечатление, что Пушкин водил его пером. В случае с «Невским проспектом» ничего такого мы не знаем, зато знаем, что Пушкин присутствовал, так сказать, при творческом процессе, то есть читал повесть как минимум дважды до публикации: в первый раз, видимо, в черновом каком-то варианте, второй раз уже беловой текст, который Гоголь приготовил для цензуры…

– Но уж очень модель этой записи сходна с «Невским проспектом»! А вот мог ли Пушкин сделать такую запись после «Невского проспекта» – это представляется мне сомнительным. «Невский проспект» тоже слабо датируемая вещь. В комментариях я вычитал, что Гоголь задолго до 1834 года – то ли в 1831-м, то ли в 1832-м – сделал петербургские зарисовки, какие-то там описания, я не знаю, читал ли он их Пушкину… От этого зависит заключение: Пушкин – Гоголю или Гоголь – Пушкину?

– Одно дело – передача сюжета как некая акция, с обеих сторон сознательная, а другое дело – подслушанный разговор… Гоголь, я думаю, обращал внимание на какие-то устные рассказы Пушкина, и в этом случае, может быть, не было акта дарения сюжета, а было то, что Вацуро назвал «плагиатом Гоголя», а может, это тот случай, когда Пушкин с легкостью отдает ненужное, как с «Уединенным домиком на Васильевском». Тоже «петербургский текст», рассказанный Пушкиным анекдот или уже новелла… Титов за ним записывает, потом как честный человек несет Пушкину, показывает – и Пушкин с удовольствием дает ему право на публикацию. Может, что-то в этом роде и здесь было?

– «Уединенный домик» – не «Невский проспект». Как же это никто его не сопоставил с пушкинским «планом ненаписанного произведения»?! А может, это незаконно включено в планы ненаписанных произведений? Эта запись – «Н. избирает себе в наперсники…» – она на сюжет еще и не похожа, не тянет, этакая психологическая картинка… Только «об нем жалеют – он доволен» – это очень интересно, это соотношение мне очень нравится. Может быть, Гоголь носился с Невским проспектом не как с произведением, а как с образом? И, допустим, представьте себе, как в анекдоте Хармса: приходит Гоголь к Пушкину с Невского и рассказывает ему, что видел, начинает петь, у него еще не оформилось, а Пушкин увидел человека, который принадлежит собственному образу, полностью с ним совпадает. Между прочим, первоначальная реакция художника, прежде чем она бывает переработана в конструкцию, обычно такой и бывает: картинка. Картинка могла проступать раз за разом, потому что по Невскому проспекту все ходили.

– Интересно, что Пушкин именно «Невский проспект» потом, в 1836 году, назвал «самым полным» из произведений Гоголя, выделил его из «Арабесок» как показатель развития. Что это значит – «самое полное из его произведений»?

– А с чем он уже мог сравнивать?

– Уже и с «Ревизором», наверное, мог сравнивать, слушал уже «Ревизора» в начале 1836 года, причем раннюю редакцию, в которой сам был неожиданным образом задет – там была такая картинка, как Пушкин сочиняет: «…Перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, какову только для одного австрийского императора берегут, – и потом уж как начнет писать, так перо только тр… тр… тр… Недавно он такую написал пиесу: Лекарство от холеры, просто волосы дыбом становятся. У нас один чиновник с ума сошел, когда прочитал…» А у Пушкина же есть письмо из Болдина…

– Ну да, жене письмо: «Это слава».

– «Знаешь ли, что обо мне говорят в соседних губерниях? Вот как описывают мои занятия: Как Пушкин стихи пишет – перед ним стоит штоф славнейшей настойки – он хлоп стакан, другой, третий – и уж начнет писать! – Это слава». Пушкин обратил внимание на этот эпизод гоголевский и был несколько задет, тому есть доказательства, а Гоголь его вычеркнул – ну это другая история…

– Ну Пушкин же мог похвастаться так же, как и жене в письме, – так же мог похвастаться и Гоголю при встрече… Сие есть свидетельство тесноты общения, если одни и те же словосочетания встречаются в столь разных контекстах, как письма Пушкина жене и гоголевские скетчи. Вывод один: они существовали и в устной речи.

– Да, но таким образом отсвечивает Хлестаков некоторой пародийностью на Пушкина, о чем теперь уже немало написано, Игорем Золотусским в частности. Так что в отношении Гоголя к Пушкину не так всё просто было. В 1834 году Гоголь написал «Несколько слов о Пушкине», и это было по существу первое при жизни полноценное о нем высказывание. Но на самом деле, если почитать внимательно, он пишет о нем как о монументе, как о завершенном и уходящем в прошлое явлении. Он дает ему невероятно высокие, но какие-то окончательные оценки – «чрезвычайное и единственное явление русского духа», «русский человек в его развитии» – и тем самым его как будто хоронит, может, и бессознательно. Ведь через год уже прямо будет сказано Белинским: Пушкин уходит, Гоголь занимает его место. То есть, по видимости, это панегирик, но какой-то немножко надгробный.

– В этом плане он разделял какую-то всеобщую пошлость, потому что про Пушкина говорили как про конченого поэта.

– Да, так вот этот пиетет, который, конечно, был у Гоголя, он был замешен на каких-то амбициях.

– И то, что исследователи описывают как начало знакомства… Тут и провинциальность Гоголя, и то, как он ищет службу, вплоть до Третьего отделения…

– И Пушкин ему помогает со службой, куда-то там его пристраивает, хлопочет…

– А Пушкин был достаточно высокомерен временами с людьми не своего круга…

– Так он его с первого раза не запомнил…

– Потому что это был не его круг… И конечно, это не пушкинская вина, Гоголю надо было еще выйти в люди.

– Он для этого, надо сказать, Пушкиным попользовался хорошо, давая его адрес для собственной корреспонденции и потом создавая эти мифы: «Всякий день собирались мы: Пушкин, Жуковский и я» и т. д.