Екатерина Мещерская - Жизнь некрасивой женщины

Это было одно из самых оригинальнейших объяснений, которое мне когда-либо приходилось выслушивать. Он говорил о своем чувстве зло, с каким-то отчаянием, почти угрожая, доказывая мне всю безвыходность как его, так и моего положения.

— Вы достаточно умны, — закончил он. — Что же вы, не понимали, что я люблю вас? Зачем вы отрицали это перед Наталией Николаевной? Зачем успокаивали ее?.. Трудно поверить, чтобы вы были так слепы…

— Хорошо, — согласилась я, — положим, я глупа, слепа или, наоборот, очень хитра и притворяюсь такой, но все это касается только вас. Для взаимной любви этого мало! Вспомните, разве я словом, взглядом, каким-нибудь намеком когда-нибудь давала понять, что вы мне нравитесь? Я не говорю уж о любви, но так, как это делают женщины, ради шутки, кокетничала с вами, или, как говорят, чем-нибудь «завлекала вас»?

— Оставьте, — перебил он, — это просто не в вашем стиле. Я прекрасно знаю, что вы от природы холодны, и меня это ничуть не пугает. Я люблю вас, из-за вас разрушил свою жизнь. Чтобы спасти вас, пошел на все, ни перед чем не остановился, и вы должны стать моей женой, если вы порядочная женщина. Неужели вы не понимаете того, что перед всеми скомпрометированы? Всем ясно, что вы моя любовница!

— Ну и что же?.. — улыбнулась я. — Пусть думают. Им не только это ясно. Им ясно, что я убежала от мужа ради молодого режиссера, с которым зарегистрировалась и, прожив с ним всего один день, катастрофически влюбилась в вас и стала вашей любовницей… Но вы-то, вы-то сами разве правы перед своей душой, перед своей совестью?

Мы объяснялись с Евгением Николаевичем до поздней ночи, пока мама, деликатно перед тем ушедшая и оставившая нас вдвоем для объяснений, не вернулась из гостей домой.

Он ушел взбешенный. Я была совершенно опустошенная, измученная, в полном отчаянии от того безвыходного положения, в которое попала.

Как ни странно, но мама была в неплохом настроении. Она не сознавала, что наша жизнь на Сретенке окончена. Она была очень горда тем, что я, как она выражалась, «свела с ума» Михайлова.

Мне было ясно одно: мы должны уйти. Но куда? Обратно на Поварскую, в пасть к Васильеву, который может там в любую минуту появиться?.. К тому же я теперь Красовская, и это обстоятельство еще более запутывает наши дела. Придет и узнает, что я жена другого?

Сознавая, что Евгений Николаевич много для нас сделал и что он, в конце концов, не виновен в своем чувстве, я пересилила себя и старалась быть с ним вежливой и даже любезной, хотя на самом деле еле сдерживала в себе растущее к нему отвращение.

Я не находила его больше благородным. Я считала подлой его роль по отношению к жене и считала очень некрасивым поведение со мной. Было похоже на то, что он сознательно заманил нас с мамой в ловушку. Из этой западни я практически не видела выхода. Пользуясь моим разрывом с мужем, он обставил все так, что мы теперь всецело зависели от него. Эта комната, которую месяц назад я сама с такой любовью устраивала, стала чужой, противной. Мне казалось, что я сижу на вокзале, на груде вещей, без крова, под ночным бескрайним небом над головой…

Уроки с Евгением Николаевичем продолжались, мы избегали разговаривать на отвлеченные темы, испытывая неловкость. В нем произошла большая перемена: он стал чуть наглым, маска была сорвана, и он не скрывал уже того, что я ему нравилась. Относительно своих семейных дел он молчал, но мы с мамой с тревогой ждали нового, очередного посещения его жены. Теперь мне казалось, что я почему-то не смогу уже так прямо и честно взглянуть в ее лицо.

Между прочим, мы узнали, что Васильев вылетел в Ташкент. Это очень меня обрадовало. Теперь, не боясь его встретить, я могла отправиться в город навестить друзей.

Я мечтала отвлечься от мрачных дум, рассеяться, а не сидеть с глазу на глаз с Евгением Николаевичем, как это было до сих пор.

Однажды вечером Евгений Николаевич очень поздно у нас засиделся. В тот вечер мама уехала к Пряникам в гости, и мне было нестерпимо сидеть с ним вдвоем целый вечер. Наконец кое-как мне удалось его выпроводить.

Был уже двенадцатый час ночи, а мама все еще не возвращалась. Тогда я быстро оделась и решила выйти встретить ее к трамвайной остановке. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что все трамваи по кольцу «А» — стоят. В эту ночь что-то случилось с током по всей линии.

Я вернулась домой опечаленная, заперла дверь и поняла, что мама осталась ночевать у Пряников. Как грустно, как скучно мне стало!.. Часы бежали, а спать совсем не хотелось, на душе была тревога, и неотвязные мысли не давали мне покоя: неужели я никогда не налажу самостоятельной жизни, своего заработка, не приобрету профессии?.. Сколько еще времени придется скрываться от Васильева, и оставит ли он меня когда-нибудь в покое?.. Куда уехать от Евгения Николаевича, из его комнаты, от его уроков и «великодушия»?.. Как выпутаться из создавшегося двусмысленного положения?

Едва начал брезжить свет, я наконец уснула. Но, увы, ненадолго. Проснулась от стука в дверь. Первая мысль была: не случилось ли что с мамой?..

Выпрыгнув из постели, я побежала к двери.

— Кто?

— Это я, — послышался голос Евгения Николаевича.

— Я еще в постели. Что за фантазия явиться в такой ранний час?

— Откройте! Мне необходимо войти, у меня дело! Слушайте, — он перешел на ломаный немецкий язык, — не привлекайте внимания посторонних пререканием у дверей. Поймите, наконец, что у меня важное дело!.. Мне нужны сию минуту кое-какие чертежи из ящика. Я не пришел бы так рано, если бы в этом не было надобности. Накиньте что-нибудь и откройте мне. Наконец, вы же можете уйти во вторую половину комнаты…

Эти доводы, серьезный тон и даже деловитая раздраженность, с которой он говорил, вполне меня убедили, к тому же мое сопротивление было похоже на какое-то дешевое кокетство, и мне от этой мысли самой стало неприятно.

Отперев дверь и крикнув: «Подождите минутку», я пробежала во вторую часть комнаты, так называемую спальню, и быстро юркнула под одеяло.

Я слышала, как Евгений Николаевич вошел, выдвинул ящик стола, как шелестели под его руками бумаги. Потом он стал меня о чем-то спрашивать, и я заметила, что его голос звучит как-то странно… Неужели?! Но не успела я еще последовать сознанием за своей мыслью, как Евгений Николаевич оказался около меня, и начала разыгрываться самая безобразная и отвратительная из сцен.

О, он был не Васильев, и я была не та юная Китти, пойманная уже однажды врасплох!

Я избила его по щекам и вышвырнула вон.

Потом заперла дверь и долго горько плакала от возмущения и обиды. Наш «рыцарь» и «спаситель» оказался весьма пошлой личностью. Я поняла, что вчера, выйдя от меня так поздно, он увидел, что трамваи стоят, и совершенно правильно рассчитал, что мама не вернется ночевать на Сретенку. Он решил нагрянуть чуть свет, разыграть деловую сцену у дверей и застать меня врасплох.