Марк Твен - Автобиография

Этот молодой человек писал мне два-три раза в год и всегда докладывал о моей схеме что-нибудь воодушевляющее. То и дело какая-нибудь другая газета предлагала ему повышение. Он нес эту новость в свою газету, его собственная газета всякий раз его повышала, и он оставался там. В конце концов он получил предложение, с которым его наниматели не смогли тягаться, и тогда он с ними расстался. Этим предложением было жалованье в три тысячи в год на должности ведущего редактора в ежедневной газете в одном из значительных городов Юга, и это была высокая ставка для того времени и региона. Он удерживал этот пост три года. После этого я никогда больше о нем не слышал.

Примерно в 1886 году мой племянник Сэмюэл Э. Моффетт, юноша двадцати с чем-то лет, потерял унаследованное им имущество и оказался перед необходимостью поисков, чем бы заработать себе на жизнь. Он был незаурядный молодой человек в нескольких отношениях. Нервное заболевание рано сделало его непригодным к посещению школы каким бы то ни было традиционным образом, и он вырос без школьного образования – но это была для него не такая большая беда, поскольку он имел феноменальную память и мощную жажду знаний. В двенадцать лет он собрал, путем чтения и слушания, обширную и разнообразную сокровищницу знаний, и я помню одну демонстрацию этого, которая была для меня очень обидной. Он гостил у нас в доме, и я пытался выстроить игру из исторических фактов, выдернутых из всех эпох. Я вложил в эту игру много труда, и это был тяжкий труд, потому что таких фактов у меня в голове не было. Мне приходилось мучительно выкапывать их из книг. Мальчик посмотрел на мою работу, нашел, что мои факты не точны и игра в таком виде непригодна. Потом он сел и составил всю игру, черпая факты из своей памяти. Для меня это было поразительное представление, и я был глубоко уязвлен.

Как я сказал, он написал мне из Сан-Франциско, когда ему было двадцать с небольшим, и сказал, что хочет стать журналистом и не пришлю ли я ему каких-нибудь рекомендательных писем редакторам тамошних газет? Я ответил ему и дал те же самые указания. Я не прислал ему никаких рекомендательных писем и запретил использовать таковые, написанные кем бы то ни было еще. Он точно последовал моим инструкциям и поступил на работу в газету «Икзэминер», владельцем которой был Уильям Р. Херст. Он убирал редакционные комнаты и выполнял положенную по моей схеме тяжелую и нудную работу. По истечении двух или трех лет жалованье было поднято до действительно очень хороших цифр. После еще года или двух он подал прошение об отставке – к тому времени он женился и поселился в Окленде или одном из тамошних пригородов, и ему не нравилось мотаться туда-сюда между работой и домом поздно вечером и рано утром. Тогда ему разрешили оставаться в Окленде, писать свои передовицы и отсылать их, и большое жалованье продолжало выплачиваться. Постепенно он перебрался в Нью-Йорк, служить в нью-йоркской газете мистера Херста, и когда в итоге уволился с этого места работы, то находился на службе у мистера Херста шестнадцать лет без перерыва. Затем он стал автором редакционных статей в нью-йоркской «Уорлд» с правом жить вне города и отсылать свои материалы. Его заработная плата составляла восемь тысяч долларов в год. Пару лет назад газета «Кольерс уикли» предложила ему легкую работу, причем такую, которая была особенно желательна в его случае, поскольку имела дело преимущественно с вопросами истории, прошлой и настоящей, – а это была область, которую он любил. Жалованье должно было составлять десять тысяч долларов. Он пришел ко мне за советом, и я посоветовал ему принять предложение, что он и сделал. Мистер Пулитцер, узнав, что он ушел из «Уорлд», остался недоволен своим главным редактором за то, что тот его отпустил, но главный редактор был не виноват. Он не знал, что мистер Моффетт уходит, пока не получил от него заявление об уходе. Пулитцер предложил Моффетту должность на десять лет, причем это условие закреплялось таким образом, что ему не могла угрожать смерть Пулитцера, и к этому предложению добавлялось еще одно примечательное условие: Моффетт мог сам назначить себе жалованье. Но, конечно, Моффетт остался в «Кольерс уикли», поскольку его договор с «Кольерс уикли» был уже подписан, к взаимному удовлетворению сторон.

Личность Ориона Клеменса. – Его приключение в доме доктора Мередита. – Его визит к молодой леди в три часа ночи. – Смерть отца мистера Клеменса как раз после назначения его окружным судьей. – Низкий доход мистера Клеменса, после того как он стал банкротом из-за скверного менеджмента Чарлза Л. Уэбстера

Жизненный опыт моего брата был еще одним ярким примером эффективности моей схемы. Скоро я расскажу об этом. Но в данный момент мой интерес неожиданно сосредоточивается на его личности, подвигнутый туда этим мимолетным упоминанием его имени, и поэтому я оставлю другие темы и обрисую в общих чертах его личность. Она очень любопытна. За все мои семьдесят лет я не встречал второй такой же.

Орион Клеменс родился в Джеймстауне, округ Фентресс, штат Теннесси, в 1825 году. Он был в семье первенцем и опередил меня на десять лет. Между ним и мной родились сестра Маргарет – которая умерла в 1837 году в возрасте десяти лет в той же деревушке Флорида, штат Миссури, где родился я, – и Памела, мать Сэмюэла Э. Моффетта, которая была пожизненным инвалидом и умерла близ Нью-Йорка год назад, в возрасте около семидесяти пяти лет, переболев всеми известными человеческому роду болезнями и испробовав все известные этому роду лекарства и методы лечения, вкушая по очереди каждую болезнь и каждый метод исцеления с энтузиазмом, свойственным только людям со страстью к новшествам. Характер у нее был безупречен, она отличалась весьма кротким и мягким нравом. Еще был брат, Бенджамин, который умер в 1843 году в возрасте десяти или двенадцати лет.

Детство Ориона прошло в крохотном бревенчатом селении Джеймстаун, среди бугристого рельефа, в восточной части Теннесси, среди очень редкого и примитивного населения, столь же несведущего относительно мира за пределами своей сферы обитания и столь же нечувствительного к нему, как другие дикие животные, населявшие окрестные леса. Семья переехала во Флориду, штат Миссури, затем – в Ганнибал, штат Миссури; Ориону тогда было двенадцать с половиной лет. Когда ему исполнилось пятнадцать или шестнадцать, его отправили в Сент-Луис и там он выучился ремеслу наборщика. Одной из его характерных черт был энтузиазм. Каждое утро он просыпался со страстным стремлением к тому или иному, оно пожирало его весь день, а к вечеру умирало, и на следующее утро, еще не успев одеться, он пылал новым интересом. Он переживал, таким образом, триста шестьдесят пять свежих, с пылу с жару, стремлений, на протяжении каждого года своей жизни – пока не умер, сидя за столом с пером в руке ранним утром, набрасывая очередной пламенный замысел и готовясь наслаждаться его огнем и дымом, пока ночь его не погасит. Ему было тогда семьдесят два года. Но я забываю о другой характерной его черте, очень ярко выраженной. Это были глубокие меланхолии, упадки духа, приступы отчаяния; они имели место каждый божий день наряду с энтузиазмом. Таким образом, его день был поделен – нет, не поделен, испещрен – от рассвета до заката сменяющими друг друга солнечным светом и черными тучами. Каждый день он был, наверное, самым счастливым и полным надежд человеком из когда-либо живших на свете, и точно так же каждый день оказывался несчастнейшим человеком в мире.