Кэролли Эриксон - Екатерина Великая

Как только она согласилась, Георг дал волю своей всепоглощающей страсти. Он подстерегал ее всюду, срывая поспешные поцелуи. Он шел на любые условия ради того, чтобы побыть хоть несколько минут наедине с обожаемой Софи, забыл про сон и еду. Его вздохи и стоны начали изрядно надоедать Софи. Вскоре он растерял весь свой ослепительный лоск и остроумие, превратившись в скучного, нудного влюбленного, утомлявшего своим однообразием. По причинам, известным лишь ему одному, он не заводил с Христианом Августом разговора о браке с его дочерью. Возможно, он просто хотел соблазнить племянницу. Впрочем, нельзя исключить и того, что он действительно намеревался жениться на ней, но боялся наткнуться на отказ из-за юного возраста невесты. Но могли быть и другие причины для отказа. Ее женихом мог стать принц Генрих или даже Карл Ульрих. Перед самым отъездом семьи из Брауншвейга Георг вырвал у Софи обещание не забывать его. Вне всякого сомнения, она ожидала увидеть его снова, и очень скоро.

Однако спустя несколько месяцев, в начале января 1744 года, шансы Георга резко упали. Во внутренний дворик Ангальт-Цербстского дворца на взмыленном коне ворвался курьер из Берлина, доставивший письмо для Иоганны. Событие это само по себе не было обычным, и вся семья, сидевшая за обеденным столом, сгорала от любопытства. Попросив слугу немедленно принести ей почту, Иоганна вскрывала конверты, не выходя из-за стола, а София, сидевшая рядом с ней, пыталась прочитать письма, заглядывая через плечо. Она узнала почерк воспитателя Карла Ульриха, Отто фон Брюммера, и различила слова «принцесса, ваша старшая дочь». Не нужно было обладать большим умом, чтобы догадаться, что речь шла о помолвке Софии с Карлом Ульрихом. Иоганна решила повременить и не открывать карты. Она ничего не сказала.

Ее молчание длилось три дня. Наконец София не выдержала и первой заговорила с матерью.

— Ага, значит ты волнуешься, умираешь от любопытства? — спросила Иоганна.

— Да! Но я догадываюсь, о чем говорится в письмах, полученных тобой.

— Ну и о чем же?

Вместо того чтобы прямо сказать то, что она думала, София решила слукавить.

— Я попробую предсказать, — объявила она, подражая женщине, которую они обе знали.

Эта женщина утверждала, что может угадать имя возлюбленного любой девушки по тому, как та пишет свое собственное имя.

— Посмотрим, как это у тебя получится.

София, взяв перо и бумагу, составила изощренный акростих, воспользовавшись буквами, из которых состояло ее собственное имя. В нем предсказывалось, что она выйдет замуж за Карла Ульриха, который при крещении в православную веру был наречен Петром.

Иоганна уставилась в недоумении на свою дочь, быстро пришла в себя и рассмеялась:

— Ах ты, маленькая лиса. Но больше ты ничего не узнаешь.

Позднее Иоганна объяснила, что догадка Софии оказалась верной. В письме говорилось об этом браке, но у нее и у Христиана Августа возникли некоторые сомнения. Граф Брюммер пригласил Иоганну и Софию в Петербург. Им предстояло совершить долгое, утомительное путешествие длиною почти в тысячу миль. «Россия находится слишком далеко, — думал Христиан Август, — и такая поездка связана с большим риском». Обоим родителям не хотелось обрекать Софию на жизнь в невероятно далеком городе — и они уже собирались ответить Брюммеру отказом. В этот момент София потребовала сообщить ей о содержании писем.

— Что ты думаешь? — спросила ее Иоганна.

— Раз уж тебе это не нравится, значит, для меня желать этого будет предосудительным.

— Похоже, ты не находишь эту идею скверной?

Мысль об этом не отталкивала, а наоборот, пьянила радостным возбуждением. София была честолюбива, она не забывала предсказание о трех коронах, которые ей суждено носить. Однако перед выбором — ехать или не ехать в Россию — она опешила. Когда до нее дошло, что согласившись выйти замуж за кузена, она, возможно, больше никогда не увидит своих родителей, ей стало не по себе, и она заплакала. Она испытывала глубокую, нежную привязанность к отцу, а мысль о том, что придется оставить его, и, быть может, навсегда, была ей невыносима. В разговор вступил Христиан Август, который поцеловал дочь и сказал, что он и не думал настаивать на ее отъезде в Россию. Иоганна должна ехать туда одна, сказал он, и лично поблагодарить императрицу Елизавету за все, что та сделала для Гольштейн-Готторпской династии. Если Софии хочется ехать, пусть едет, но ее нельзя принуждать остаться там и выходить замуж за Карла Ульриха, а точнее, за великого князя Петра, как он теперь назывался. Она имела полное право вернуться домой, где всегда встретит радушный прием.

«Я растворилась в слезах, — писала София в своих мемуарах. — Это был один из самых трогательных и волнующих моментов в моей жизни: Во мне бушевали тысячи различных чувств: благодарность отцу за его великодушие, страх огорчить его, привычка слепо повиноваться ему, нежная привязанность, которую я всегда к нему чувствовала, уважение, которого он всегда заслуживал — и действительно, ни один человек не имел больше заслуг, его шаги направляла добродетель чистейшей пробы».

В последующие дни Софии удалось примирить в себе противоречивые чувства и убедить родителей, что ей надо принять приглашение графа Брюммера. Несомненно, честолюбивые мысли Иоганны, связанные с дочерью и семьей, находили опору в этом приглашении. Все, даже Христиан Август, прониклись величием, которое манило к себе издалека.

Дядя Адольф стал королем Швеции, но Софи звали занять еще более высокое место при царском дворе. Иоганна испытывала некоторое неудобство в связи с тем, что это решение оставляло ни с чем ее любимого брата.

— А что скажет мой брат Георг? — спросила она у дочери.

— Он не может не пожелать мне счастья и удачи, — последовал хитрый ответ.

Так закончился флирт, который чуть было не перерос в нечто большее.

В спешке начали готовиться к отъезду, паковать чемоданы. У Софии был скромный гардероб — три довольно простых платья, которые не соответствовали российскому придворному этикету, несколько смен нижнего белья, дюжина носовых платков и шесть пар чулок. Даже если бы родители и захотели экипировать ее побогаче, заказав новые платья и юбки, у них уже не было для этого времени. И кроме того, граф Брюммер в своем письме настоятельно просил, чтобы Иоганна и София путешествовали инкогнито, сохраняя в тайне цель поездки. В случае тщательной подготовки, заказов новых нарядов, обуви и прочего слуги могли догадаться, что происходит, и тайное стало бы явным. София решила ограничиться новой парой перчаток, да еще ее дядя с отцовской стороны подарил ей на платье отрез красивой серебристо-голубой парчи, вытканной в Цербсте.