Н. Щербинин - Подвиг пермских чекистов

С Фирулевым дело обстояло так. При наступлении наших войск он вместе с другими заключенными был освобожден из Пермской губернской тюрьмы. После этого он приехал в дальний уезд, явился в исполком местного совета, предъявил справку об освобождении и сказал, что подвергался при Колчаке репрессиям за большевистскую агитацию среди солдат. Этого оказалось достаточно, чтобы его тут же устроили завхозом в уисполком.

Однако вскоре в уезде была вскрыта контрреволюционная организация, имевшая целью мятеж и захват власти. В числе других ее членов был арестован и Фирулев. И снова он предъявил справку об освобождении и заявил о своих правах, как человек, пострадавший за революционное дело. Тюремных бумаг его, как и иных заключенных, найти не могли — видимо, их уничтожили или вывезла колчаковцы. Сам же он, когда его допрашивали об обстоятельствах его революционной деятельности, врал и путался...

Попутно с этими происходили другие события: объявился и стал разгуливать по уезду белогвардейский карательный отряд. Удары высылаемых на его уничтожение красноармейских и чекистских подразделений падали, как в пустоту: отряд выскальзывал из-под них, внезапно появлялся с тыла и после короткого боя, весьма кровопролитного для красных, снова исчезал куда-то, замирал на время. Можно было понять и неспециалисту, что командует бандой весьма опытный, искушенный в тактике лесной войны человек. Кличка его была — Рябок. Кто скрывался под этим именем — никто не знал.

Время было смутное, по всему уезду кулаки и иные недруги Советской власти распространяли слухи о скором ее падении. Партийные, советские работники тоже знали о готовящемся мятеже, который, по замыслу его подготовителей, должен был одновременно вспыхнуть и заняться по всему уезду, как с нескольких сторон подожженный стог. Происходили убийства большевиков, активистов, служащих. На ночь сельский актив обычно собирался в сельсовете и запирался изнутри. Только так, плечом к плечу, можно было избежать ночной пули в спину, топора в сенях, можно было оборониться в случае открытого нападения.

И вот ночью перед избой, где находился один из сельсоветов, раздался стук копыт, а следом затряслась от ударов дверь.

— Кто? — спросил председатель. — Все дома!

— Красногвардейский отряд с волости, — ответили из-за двери. — Прибыли на подмогу — говорят, банда у вас ожидается, да и вообще неспокойно...

Люди в избе зашевелились. Их было шестеро: председатель, юный секретарь сельсовета, деревенский большевик — потерявший ногу на колчаковском фронте инвалид, милиционер и двое чекистов, только что на случай мятежа прибывших в деревню из уезда.

Председатель подошел к лампе, стал высекать огонь.

— Прекрати! — сказал один из чекистов.

— Пусть! — сказал другой. — Что ты в темноте увидишь? Да и нет от нее никакого толку.

Лампа осветила окно и часть улицы перед избой, где стояли несколько человек в фуражках со звездами.

— Пускай давай! — закричали они. — Спать охота!

— Отпирать, что ли? — заметался председатель. — Ой, боязно! В Серьгах так-ту сельсовет на днях вырезали...

— И тебя вырежут, — угрюмо сказал милиционер, — если своих же красных бойцов станешь бояться.

Он вышел в сени, загремел там засовом. Рослый, кудрявый рыжий мужик зашел за ним в избу. Следом вваливались подчиненные.

— Ваш документ, товарищ! — потребовал один из чекистов.

— Обожди, дай хоть поздороваться, — ответил рыжий и стал обходить затворников, жать руку. Но фамилии своей в ответ не называл.

Помещение между тем наполнялось. И прежде чем хозяева поняли, что вошедших людей гораздо больше, чем тех, кого они видели в окно, с красноармейскими фуражками, на них набросились и обезоружили.

— Ну что, каммунисты? — похохатывая, хлопая себя плеткой по сапогу, обратился главарь к побледневшим сельсоветчикам и чекистам. — Не ждали? А мы — вона они где!

— Заприте-ко их в чуланку, мужики! — приказал он. — Да стеречь строго! Васька, Иван — ясно? Завтра отоспитесь. А мы — ночевать давай. Эх-ха-а... Располагайсь, ребя!

— Этих-то куды девать будем? — раздался чей-то хриплый голос.

— Куды-ы! А не знаешь — куды? Ладно, с утра батька подъедет — разберется! Начальство! Ну, а наше дело нехитрое...

Утром большевиков вывели на небольшую площадь перед сельсоветом. Они стояли долго. Собралась вся деревня: люди были хмуры, молчаливы, изредка истерически вскрикивали бабы. Бандиты частью сидели на крыльце сельсовета, курили и разговаривали, частью кучками шатались по деревне, зубоскалили с девками. Но все потянулись к площади и стали образовывать какое-то подобие строя, когда увидали вдали, у ворот в деревню, несколько всадников. Два старика отворили ворота и замерли, руки по швам. Едущий впереди поднес ладонь к выгоревшей фуражке. Был он рябоват и раскос, плотен телом, темно-русые короткие волосы кое-где тронулись уже серебром. Кудрявый рыжий подобострастно подбежал к нему, тиснул руку, схватился за поводья лошади: видно, приехало его начальство.

— Здорово, мерзавцы! — обратился приехавший к сельсоветчикам и чекистам.

Они угрюмо молчали. Вдруг милиционер, пристально вглядывавшийся в него, сказал негромко:

— Здорово, Воронов.

Тот вздрогнул, вскинулся:

— Кто сказал? А ну, выходи!

Милиционер сделал шаг вперед.

— Так как ты меня назвал, камуния бесштанная, поротая задница?

— Задница у меня, верно, поротая, — спокойно ответил милиционер. — Твои робята меня, Воронов, и пороли. Ноне в феврале. Да нет, не здесь я тогда был, в работниках жил в другом уезде. Никитята помнишь? Вон ты кто, оказывается, Рябок! Знать бы мне раньше...

— Иди к стене! — крикнул всадник, расстегивая кобуру.

Смертельно побледнев, милиционер сделал шаг к стене избы. Внезапно кинулся к огородной изгороди, легко вскочил на верхнюю жердину, но спрыгнуть не успел и после сухо прозвучавшего выстрела упал ничком в огород.

— Руби их, мужики. — Всадник взмахнул рукой с револьвером.

Бандиты пошли к задержанным. Раздались крики, звуки ударов. Завизжали бабы в толпе, глухо роптали крестьяне...

Вместе с вестью о происшедшем до уездной, а потом и до губернской Чека донеслась и фамилия предводителя банды. Дальше же — установить его личность оказалось не особенно сложным делом. Вот где действует теперь старый каратель! Раньше думали, что он ушел вместе с Колчаком, прихватив часть своего отряда. Остальная часть разбежалась — кто в места, где не знали о их деятельности, как Фирулев, кто — попросту домой, в родную деревню, вроде Шумилова. Правда, этот уже третий день своего пребывания среди односельчан отметил тем, что до полусмерти избил нагайкой на улице одного мужика за то, что тот якобы пять лет не отдает взятую когда-то литовку, после чего был связан земляками и доставлен ими в волость, оттуда направлен дальше...