Иван Осадчий - Жизнь – Подвиг Николая Островского

Николай Островский обращался к Шолохову с просьбой дать критическую оценку рукописи первого тома романа «Рожденные бурей»: «Знаешь, Миша, ищу честного товарища, который бы покрыл прямо в лицо… Вот, Миша, ты и возьми рукопись в переплет.»

1 сентября 1936 года Николай Островский отправил Шолохову телеграмму: «Дорогой Михаил, когда тебя ждать в Москве. Привет всем».

В письме от 2 октября Михаил Шолохов писал: «С негодованием отметаю, как говорится, разговоры о твоей недолговечности и всем сердцем желаю тебе жить до старости, не старея.

В Сочи я, пожалуй, не приеду. А вот в Москве встретимся всенепременно! В конце этого месяца я тоже махну туда на неделю-другую, и тогда и повидимся, и поговорим, и «Рожденные бурей» там же прочту. А сейчас не могу приехать.

За этот месяц надо поработать до горького пота. Если не закончу «Тихий Дон», – брехуном прослыву на весь белый свет, а перспектива эта мне не улыбается. Ездил в Москву, слезно просил освободить меня от поездки на антивоенный конгресс, ЦК надо мною сжалился, и вот я снова за столом, допоздна «перекрываю нормы», а наутро прочитаю и за голову хватаюсь… Сии писательские чувства тебе самому известны, а потому и расписывать их нечего».

В октябре 1936 года Михаил Шолохов первым откликнулся на опубликованный в Ростовской газете «Молот» призыв Николая Островского к собратьям-писателям внести вклад в фонд помощи женщинам и детям сражающейся Испанской республики. Николай Островский и Михаил Шолохов внесли по тысяче рублей каждый.

В ноябре 1936 года, наконец, состоялась долгожданная встреча Николая Островского с Михаилом Шолоховым. Жена писателя, Раиса Порфирьевна, вспоминала: «Шолохов посетил Островского со всей семьей. Этой встречи Островский ждал как праздника. После знакомства с малышами – детьми Шолохова – он сам раздал им подарки, пошутил, посмеялся с ними…

Оставшись одни, писатели много и горячо говорили. Николаю Алексеевичу очень хотелось знать мнение Шолохова о своем новом романе. К сожалению, их разговор не был записан». (По материалам статьи «Островский Николай Алексеевич» из книги «Шолоховская энциклопедия». Москва, 2012, стр. 532–534).

11 декабря в 12 часов ночи, за 4 дня до срока, который Николай Островский сам себе наметил, он закончил переработку книги и подготовку её к печати. Он поставил рекорд жизнедеятельности, жизнеактивности.

В один из последних дней жизни Николая Островского его посетил редактор «Сочинской правды» И.Ф.Кирюшкин: «…От одной темы переходили к другой, о многом уже переговорили… И вдруг неожиданное: «Наверное, вам скоро придется писать некролог… Какой-то холод страшной силы пронизывает и сковывает мое тело…», – сказал он это своим обычным голосом, без тени страдания и жалобы. Лишь сосредоточенность Николая показалась мне необычной…» (Воспоминания о Николае Островском. Сборник. Составители И.Кирюшкин и Р.Островская. М., «Молодая гвардия», 1974, стр.267–268).

14 декабря 1936 года Николай Алексеевич продиктовал своему секретарю последнее письмо. Оно было адресовано матери:

«Милая матушка!

Сегодня я закончил все работы над первым томом «Рожденные бурей». Данное мною Центральному Комитету комсомола слово – закончить книгу к 15 декабря я выполнил.

Весь этот месяц я работал «в три смены». В этот период я замучил до крайности всех моих секретарей, лишил их выходных дней, заставляя их работать с утра и до глубокой ночи. Бедные девушки! Не знаю, как они обо мне думают, но я с ними поступал бессовестно.

Сейчас все это позади. Я устал безмерно. Но зато книга закончена и через три недели выйдет из печати в «Роман-газете» тиражом в полтораста тысяч экземпляров, потом в нескольких издательствах общей суммой около полумиллиона экземпляров.

…Сейчас я буду отдыхать целый месяц. Работать буду немного, если, конечно, утерплю. Характер-то ведь у нас с тобой, мама, одинаков. Но все же отдохну: буду читать, слушать музыку и спать побольше, – а то шесть часов сна мало.

Ты слушала речь вождя на восьмом съезде Советов? Напиши мне, работает ли у нас радиоприемник?

Ты мне прости, родная, за то что я не писал тебе эти недели, но я никогда тебя не забываю. Береги себя и будь бодра. Зимние месяцы пройдут скоро, и вместе с весной я опять вернусь к тебе. Крепко жму твои руки, честные, рабочие руки, и нежно обнимаю. Твой Н.Островский». (Николай Островский, том 3, М, 1956, стр. 258, 259).

15 декабря 1936 года в почте Николая Островского оказалось письмо ЦК ВЛКСМ с надписью «Срочно, в собственные руки». В конверте было постановление ЦК комсомола об отпуске:

«Выписка из протокола № 38 Секретариата ЦК ВЛКСМ от 14 декабря 1936 года № 34/0

О товарище Островском Н.А.

В связи с окончанием работы над первой частью романа «Рожденные бурей» предоставить Островскому Н.А. месячный отпуск.

Секретарь ЦК ВЛКСМ А.Косарев».

Ознакомившись с этим документом Николай Алексеевич сказал: «Вот теперь поставлю точку. Будем отдыхать.» (П.Новиков. «Счастье быть бойцом». М., 1984, стр. 267–268).

…И в этот день у Николая Алексеевича Островского разразился последний и губительный для его жизни приступ – прохождение почечных камней, осложненное отравлением организма желчью. Придя в сознание, Николай Алексеевич позвонил в редакцию «Комсомольской правды» и спросил: «Держится ли Мадрид?» (фашистские орды осаждали тогда столицу сражавшейся республиканской Испании – И.О.). Узнав, что Мадрид держится, Николай Островский восхищенно произнес: «Молодцы ребята! Значит и мне нужно держаться…» И тут же с грустью добавил: «А меня, кажется, громят…» Он уподобил себя осажденному Мадриду. Фашисты и смерть – синонимы. Значит, надо держаться!

«16 декабря. В 7 часов утра на тревожный звонок брата я вошла в комнату, – вспоминала впоследствии сестра писателя Е.А.Островская. – Бледность его лица и холодный пот на лбу доказывали, что опять начался приступ боли от камней в почках. Напугало меня его требование вызвать немедленно врача, впрыснуть морфий. Чувствовалось, что мучительные боли обрушились на уставшее слабеющее тело…

Ничто не могло на этот раз облегчить жестокие боли – сделанный укол не принес ни покоя, ни сна…

Необходима была операция, но при неподвижности брата делать ее было невозможно…

Часто пробуждаясь от минутного забытья, он спрашивал медсестру: «Я не стонал во сне?» и, получив отрицательный ответ, облегченно вздыхал. Он не хотел выдать стоном свои страдания…

Рассказывает Петр Новиков, ближайший, многолетний и верный друг Николая Островского:

«С этого дня Николай Алексеевич уже никого не принимает. Исключение сделали лишь Николаю Никандровичу Накорякову, директору государственного издательства «Художественная литература». Он передал Островскому подобранные листы романа «Рожденные бурей», полученные из типографии, своего рода сигнальный экземпляр.