Петр Образцов - Русские гении за рубежом. Зворыкин и Сикорский

Путешествия по Северному Ледовитому океану редко бывают приятными, но это запомнилось мне как самое суровое из всех моих приключений за все время странствий. В течение всего путешествия океан был неспокоен, а несколько раз мы попадали в шторм. Первые дни я болел морской болезнью и не вставал с койки. На стене каюты висело приспособление, показывающее крен судна — до железной отметки в 45 градусов с каждой стороны. Эта штуковина, которая постоянно била по железкам и громко звенела при каждом ударе, чуть не свела меня с ума. В начале поездки капитан, узнав, что у меня есть опыт стрельбы из пулемета, определил меня к пулеметчикам (так как ему не хватало людей) — в случае тревоги я должен был занять отведенную мне позицию. Когда мы отплыли и у меня началась морская болезнь, я решил, что лучше пойду на дно с кораблем, чем встану с койки. Но когда дозорному показалось, что он увидел немецкую подводную лодку, и забил тревогу, мне удалось выползти наверх и привязаться веревкой к орудию. Я был так напуган и взволнован, что только после отбоя тревоги понял, что морская болезнь прошла.

В Архангельске оказалось, что город занят французскими, английскими и американскими войсками. Все посольства переехали сюда из Москвы после захвата власти большевиками. Так как в Омске я получил инструкции сначала ехать в Лондон, я обратился за визой в британское посольство, но мне было отказано в связи с тем, что они не признавали Сибирское правительство. Американским послом в России в то время был доктор Дэвид Р. Фрэнсис из Сент-Луиса. Он очень хорошо ко мне отнесся, слушал мои рассказы и явно был заинтересован Сибирью. Он выдал мне американскую визу и сделал запрос на транзитную визу в британское посольство. Англичане согласились и послали запрос в Лондон, предупредив меня, что, скорее всего, процедура займет какое-то время. У меня было с собой несколько писем для российского посольства в Дании, так что я решил сначала поехать в Копенгаген, так как американская виза давала возможность транзита через эту страну. Это было очень приятное путешествие на норвежском судне через фиорды, сначала в Христианию (Осло), потом в Копенгаген. Пассажирами корабля были в основном норвежцы, что создавало сложности в общении, но не мешало поддерживать отношения жестами, улыбками и восклицаниями.

В Бергене мы пересели на более крупное судно, на котором доплыли до Копенгагена. Я нашел там старого знакомого из Петербурга, которого правительство послало туда с семьей еще до революции и решившего там остаться. Он стал моим гидом и показал город.

Мне пришлось ждать английскую визу несколько недель, и я стал свидетелем первого перемирия в Первой мировой войне, которое впоследствии оказалось нарушенным. Весь город высыпал на улицы — все танцевали, пели, пили. Когда подписали настоящее перемирие, я был уже в Лондоне, и мне посчастливилось отпраздновать окончание войны еще раз. В Лондоне я провел почти месяц, пока мне удалось найти транспорт в Штаты и получить необходимые документы. Русская колония в Лондоне завалила меня приглашениями с просьбой рассказать о моих путешествиях и о ситуации в России. Я заметил, что не все истории нравились моим соотечественникам, большинство из которых жило на упакованных чемоданах в полной готовности вернуться в Россию, „как только революция закончится“. Все, что было сказано в противовес их надеждам, их злило до такой степени, что некоторые из них не верили моим рассказам.

Наконец настал день отъезда, я сел на „Мавританию“, чтобы отплыть в Соединенные Штаты. Это было мое первое путешествие на океанском лайнере. Я ехал первым классом и имел доступ к гостиным, курительным, читальням и проч. Мне особенно понравилась столовая — громадное меню с огромным выбором экзотических блюд, что так отличалось от моей спартанской жизни во время войны и скитаний! Хотя я и прикупил себе в Лондоне темный костюм, мне было очень неловко находиться в окружении пассажиров, переодевавшихся по нескольку раз в день. Особенно неуютно я чувствовал себя вечером, когда являться на ужин приходилось все в том же костюме. Оправдание себе я получил много позже, когда обыкновение не носить вечернюю одежду заставило меня отказаться от путешествия на другом корабле, который был торпедирован и затонул. Так отсутствие вечернего фрака, возможно, спасло мне жизнь. Наше же путешествие через океан прошло без приключений, и мы приплыли к статуе Свободы в новогоднюю ночь 1919 года, где и простояли в заливе до следующего утра.

Так как у меня были проблемы с английским, на лайнере я в основном общался с теми, кто знал французский. За моим столом сидел мужчина, Аугусто Легия из Перу, который говорил по-французски. Он возвращался домой из Англии, где у него был страховой бизнес. Мы решили провести Новый год вместе. Он пригласил меня приехать к нему в Перу, где очень нужны были молодые инженеры. Я сказал, что планы у меня пока весьма неопределенные, но что я не забуду о его приглашении. На следующее утро я был несказанно удивлен, увидев, как господина Легию встречала группа официальных лиц, одетых строго по этикету. Когда я спросил одного из них, кто же такой этот господин, он ответил, что они — представители посольства Перу и что Легия только что избран президентом. Уже потом я получил письмо на бланке президента Перу с официальным приглашением эмигрировать в его страну.

Как на всех приезжающих в Штаты впервые, больше всего на меня произвели впечатление небоскребы, особенно здание Вулворта, которое тогда было самым высоким в мире. Но я был слишком занят делами, чтобы обращать особое внимание на окружающее. У меня было несколько рекомендательных писем из России, к тому же я очень хотел встретиться с двумя своими друзьями, которые уже некоторое время жили в Нью-Йорке. Один из них был генерал Муромцев, который уехал из Петрограда вскоре после революции с официальной миссией по поручению Государственной комиссии по закупкам.

Вскоре я разыскал офис треста, по бумагам которого приехал. Несколько месяцев я работал у них, налаживая связь с Омском. Весной 1919 года я получил приказ от Сибирского правительства вернуться в Омск, так как им по-прежнему был нужен специалист по радио. Они также просили привезти им запчасти для оборудования радиостанции. Положение мое выглядело довольно неопределенно. В Нью-Йорк я приехал и жил там на деньги, полученные в Нижнем Новгороде. Понятно, средства эти были не вечны, и я должен был определить свое будущее. Работать по профессии без знания английского оказалось просто невозможно. В тресте меня приняли по просьбе из Омска, но платить зарплату не хотели из-за крайне ограниченных финансовых ресурсов. Получить же дополнительные деньги из-за нестабильной ситуации в Сибири было трудно. Так что они были рады от меня избавиться и предложили оплатить обратную дорогу.