Виктор Митрошенков - Антон Губенко

Губенко А. А. — командир современной формации стахановец. Отлично пилотирует, воздушные бои — индивидуальные, групповые — ведет отлично. Стрельбы и бомбометание проводит на „отлично“, новую матчасть освоил в совершенстве. За короткий срок сделал 2146 фигур высшего пилотажа. Аварий, поломок и вынужденных посадок за годы летной работы не имеет... Летал на 12 типах самолетов, общий налет 884 часа, имеет 2138 посадок. Отличный парашютист-инструктор, имеет 77 прыжков, в том числе 23 прыжка экспериментальных и 2 ночных. Как командир подразделения создает условия для развития стахановского движения и перехода от отдельных стахановцев к ударным экипажам и стахановским подразделениям».

Командующий войсками Московского военного округа с демонстрационными целями посылает группу самолетов И-16 и отряд летчиков во главе с Антоном Губенко в перелет по маршруту Москва — Горький — Ленинград — Москва. Скоростной и маневренный истребитель у большинства летчиков вызывает восхищение. Но рядом с восторженной встречей летчиков, показывающих технику пилотирования нового истребителя, ползла недобрая молва о том, что на больших скоростях летать нельзя, самолет затягивает в штопор.

По просьбе управления ВВС РККА Наркомат авиационной промышленности разрешает Валерию Павловичу Чкалову совершить инструкторско-демонстрационные полеты по авиационным школам. О полетах в Качинской авиационной школе писали газеты:

«Курсанты, да и не только курсанты, но и искушенные в авиации инструкторы и техники, затаив дыхание и не отрывая взглядов от вращающегося самолета, с нескрываемым волнением на лицах следили за полетом Чкалова.

Выполнив каскад петель, бочек, иммельманов, переворотов и боевых разворотов, Чкалов низко пронесся над стоянкой самолетов. Пилотаж закончился. Развернувшись на 180 градусов, он стал планировать на посадку через ангары и приземлился у самого посадочного „Т“.

Выходя из пикирования, Чкалов пригибал траву воздушной струей, в считанных метрах над стартовой дорожкой пролетал вверх колесами, переворачивался, набирал высоту и снова шел навстречу земле. Казалось, летчик дразнил землю».

Жизнь складывалась так хорошо, что еще год назад невозможно было ее представить такой.

Отряд Губенко объявили отличным. Все летчики были объявлены стахановцами, награждены денежными премиями, аттестованы на внеочередное выдвижение.

У Губенко огромный авторитет, всеобщее признание. О нем пишут в газетах.

И вдруг...

Это случилось в середине второго дня недели, в три часа пополудни. Закончив разбор полетов и разъяснив задачи на предстоящие дни, Губенко разрешил летчикам и наземным специалистам завершить рабочий день. Неожиданно он увидел «эмку», мчавшуюся через аэродром к его звену. Что бы это значило? Уж не случилось ли что? Начальствующая машина, поднимая пыль, ехала с недозволенной для аэродрома скоростью.

Губенко, не ведая о причине столь неожиданного визита, попросил своих подчиненных не покидать аэродрома, быстро навести порядок на стоянке. Сам он отошел в сторону, снял комбинезон, отыскал фуражку, летную планшетку, поправил обмундирование, как всякий военный, испытывая волнение от приезда большого начальника, решительно шагнул навстречу неизвестности.

Машина остановилась на границе стоянки звена; приоткрыв дверцу, из нее, наклонившись, вышел начальник политотдела бригады полковой комиссар Котов.

Губенко доложил об итогах полетов, о завершенном рабочем дне.

Котов сердечно потряс руку Губенко, поздоровался с летчиками, извинился, покидая их, подошел к Антону:

— Гостя я вам привез, Антон Алексеевич, принимайте. От самого Алексея Максимовича Горького.

Дверца машины вновь отворилась, из нее, ступая с зыбкого пола машины, выпорхнул большеголовый человек в очках.

— Цитович, — сдержанно представился он.

— Губенко, Антон, — сухим кашлем зашелся командир отряда, виновато посмотрел на болезненно-усталое лицо комиссара.

— Надо ему создать условия, — назидательно сказал Котов, — повозить на самолете, домой пригласить, с Анной Дмитриевной познакомить. Хорошо, Антоша?

— Есть, товарищ комиссар! — Антон окостенело смотрел в недоуменные прищуренные глаза Котова.

— А-а! — комиссар засмеялся жидким прокуренным голосом, потерявшим четкость, возрастную грань. — Писатель это. Писать ему поручено. Хорошо написать, так, товарищ Цитович?

Цитович обременительно улыбнулся, двинул узкие плечи вверх.

— В моей эскадрилье есть летчики получше Губенко, — прозвучал грубый голос Курдубова. — Виноват. Командир эскадрильи майор Курдубов...

Котов всосал в рот губы, пожевал, помял и выплюнул их синими, натянутыми, как кожа барабана.

— Товарищ Цитович, можете работать. Товарищу Горькому скажите, что советские пилоты... одним словом, не подкачают. — Голос Котова обрел силу, был звонок, как верхние регистры старого инструмента. — Капитан Губенко, выполняйте распоряжение. Вам, товарищ командир, — обратился Котов к Курдубову, — надлежит прибыть ко мне через четверть часа.

Котов обвел взглядом замерших в оцепенении летчиков, покровительственно улыбнулся, и, не подав никому руки, сел в машину и уехал.

Курдубов не был сломлен беседой полкового комиссара Котова, своей вины не признал. В годовой аттестации на Губенко он писал:

«...По характеру болезненно впечатлителен и самолюбив, поэтому повторяются случаи невыдержанности и нетактичности по отношению к командованию эскадрильи, заносчивости перед товарищами по работе. В полетах проявляет воздушное хулиганство, что по случайности не стало тяжелым происшествием, нуждается в постоянном контроле...»

Командир авиационной бригады майор Константин Викуленко прочитал аттестацию и внизу, где положено производить запись выводов старшего начальника, написал: «С оценкой командира эскадрильи согласиться нельзя. Тов. Губенко сильно восприимчив и впечатлителен. Требует по отношению к себе более гибкого и умелого подхода в руководстве, но это не всегда учитывает комэск».

Отношения с Курдубовым осложнялись каждый день. Отряду Губенко были занижены оценки сдачи зачетов. Некоторые летчики неожиданно получили взыскания, а сам капитан Губенко предупреждение.

Проанализировав положение в отряде, Антон написал командиру эскадрильи рапорт о причинах, мешающих отряду вновь стать передовым. Рапорт Губенко вызвал новую волну неприязни со стороны Курдубова.

Антон направил письмо комдиву Бергольцу. Он писал:

«Прочел аттестацию за период 1936 года и прошу ее пересмотреть. Написанная пристрастно, под впечатлением поданного мною рапорта о недостатках во взаимоотношениях и тормозе в работе отряда командиром части и личной неприязни ко мне...»