Александр Романов - Воспоминания великого князя Александра Михайловича Романова

Следуя церемониалу, Императорская чета вышла на Красное Крыльцо и, по старинному обычаю, трижды земно поклонилась многотысячной толпе, стоявшей в Кремле. Оглушительные крики «ура» встретили Высочайший выход. Это был самый лучший момент коронационных торжеств, заставивший нас вспомнить о древних русских царях: начиная с Ивана III, все русские Цари выражали свою готовность служить народу этими тремя земными поклонами со ступеней Красного Крыльца. Затем шествие двинулось на специально сооруженный деревянный помост, покрытый красным сукном, который вел в Успенский собор. С своего места я видел российские императорские регалии, которые важно несли высшие сановники двора: государственное знамя, меч, скипетр, державу, щит и замечательно красивую Императорскую корону.

Восемь генерал-адъютантов держали над Государем красный с золотом балдахин; восемь камергеров держали такой же балдахин над Императрицей, два фельдмаршала – мой отец и мой дядя Николай Николаевич – шли непосредственно за Государем, остальные члены Императорской фамилии, а также иностранные принцы и принцессы следовали за Императрицей.

Дворцовые гренадеры в формах 1812 года и в медвежьих шапках стояли вдоль пути царского следования. С колокольни Ивана Великого раздался тяжелый удар большого колокола, и тотчас же вслед за ним сорок сороков московских храмов начали торжественный перезвон. Раздались величавые звуки народного гимна, который исполнял хор в пятьсот человек. Глядя с высоты вниз на океан мелькающих рук и непокрытых голов, я видел и лица, мокрые от слез. Я сам старался проглотить слезы, волнение сдавило мне горло, – Россия в эту минуту во мне победила кавказца.

Три митрополита и сонм архиепископов и епископов встретили Их Величества при входе в собор и проводили к тронам, сооруженным посреди храма. Большая ложа направо была предназначена для Царской фамилии и иностранных принцев, ложа налево – для высших сановников Империи, военных и иностранных дипломатов.

Я с нетерпением прослушал длинную торжественную службу, которую служил Высокопреосвященнейший Исидор 16, митрополит С.-Петербургский, как старший по посвящению митрополит.

Когда, наконец, наступил долгожданный момент, митрополит взял с красной бархатной подушки Императорскую корону и передал ее в руки Царя. Александр III возложил собственноручно корону на свою голову и затем, взяв вторую корону Императрицы, повернулся к коленопреклоненной Государыне и надел ей на голову корону. Этим обрядом символизировалась разница между правами Императора, данными ему свыше, и прерогативами Императрицы, полученными ею от Императора.

Императрица поднялась с колен, и Царская чета повернулась лицом к нашей ложе, олицетворяя собою гармонию сурового могущества и грациозной красоты.

Затем Император подошел к иконостасу, чтобы принять Св. Причастие. Так как русский Монарх является главою русской православной церкви, то, причащаясь в день коронации, он берет чашу из рук митрополита и причащается сам. После этого причастили Императрицу, и коронование закончилось. Шествие в том же порядке возвратилось во дворец, колокола опять звонили, послышался пушечный салют, и народ выражал криками еще больший восторг при виде коронованных Государя и Государыни. Достигнув Красного Крыльца, Царь и Царица еще раз трижды земно поклонились народу, после чего направились в самую древнюю часть дворца, в так называемую Грановитую Палату, где на высоком помосте состоялась Высочайшая трапеза.

Остальные три дня празднеств оставили во мне только Чувство приятной усталости. Верная традициям гостеприимства, Москва и на этот раз поразила всех своим хлебосольством. Мы танцевали на балу, данном московским дворянством. Мы были в числе восьми тысяч приглашенных на балу, в Большом Кремлевском дворце. Мы завтракали в городской думе, обедали у земства и ужинали в офицерских собраниях. Мы разъезжали по улицам, на которых раздавались непрерывно музыка и пение. Мы смотрели на раздачу подарков 500.000 рабочих и крестьян на Ходынском поле. Мы отдали должное талантам повара митрополита Московского, известного искусным приготовлением постного стола. Мы принимали делегации, присутствовали ежедневно на представлениях Императорского балета, провожали иностранных принцев и принцесс при отходе их экстренных поездов, причем гости и гостеприимные хозяева еле держались на ногах от усталости.

18 мая Император отправился отдохнуть в свою резиденцию под Москвой – Нескучное, расположенную на берегу Москвы-реки под сенью векового парка.

Лежа в высокой, сочной траве и слушая пение соловьев над нашими головами, мы четверо – Никки, Жорж, Сергей и я – делились между собою тем совершенно новым, поразительным чувством спокойствия, полной безопасности, которое было у нас в течение всех коронационных празднеств,

– Подумай, какой великой страной станет Россия к тому времени, когда мы будем сопровождать Никки в Успенский собор, – мечтательно сказал брат Сергей.

Никки улыбнулся своей обычной мягкой, робкой, чуть-чуть грустной улыбкой.

Десяти лет от роду я начал задумываться над своим будущим.

– Что касается меня, то я бы хотел, чтобы мои дети были хорошими артиллеристами, – говаривал отец каждый раз, когда я начинал строить планы на будущее, – но, конечно, каждый из вас должен следовать своему Призванию.

«Призвание» – это звучало великолепно и означало, что в день моего производства в первый офицерский чин мне будет позволено сделать самому окончательный выбор среди «подходящих» полков Императорской гвардии! Одна мысль о том, что один из нас мог бы избрать какую-либо другую карьеру, кроме военной, могла бы показаться нашим родителям полным абсурдом, ибо традиции Дома Романовых требовали, чтобы все его члены были военными; личные вкусы и склонности никакой роли не играли.

Мысль о поступлении во флот пришла мне в голову в 1878 году, когда, по счастливому недоразумению, в число наших наставников попал веселый и покладистый лейтенант – Николай Александрович Зеленый. Совершенно неспособный к роли преподавателя или воспитателя, он позволял нам делать с собой все что угодно, и мы проводили наши, обычно столь унылые, утренние часы, слушая рассказы Зеленого о привольной жизни, которую вели моряки русского военного флота. Если верить всем словам этого восторженного моряка, получалось впечатление, что флот Его Императорского Величества переходил от одного блестящего приключения к другому, и жизнь, полная неожиданностей, выпадала на долю каждого, кто был на борту русского военного корабля.