Анатолий Гуськов - Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации.

Областной комитет партии (ВСРП) начал последовательно и уверенно осуществлять руководство деятельностью промышленных предприятий, учреждений, средств массовой информации.

В городе восстанавливались торговля, улучшалось снабжение продуктами питания. На улицах стало оживленно, вместе с переводчиком мы нередко прохаживались по ним, а с начальником Управления полиции разъезжали по области, особенно по южным ее районам, где было еще неспокойно.

В 20-х числах декабря нас собрали для отчета в Будапеште. Судя по информации наших товарищей, аналогичное положение складывалось и в других областях Венгрии. Мы уже начали «закидывать удочки» на то, чтобы убраться восвояси. Нам руководитель пока этого не разрешил, правда, некоторых отпустил, но это, видимо, по особым уважительным причинам. Мне выпала оказия улететь в Москву только 29 декабря 1956 года — накануне Нового года.

Мы узнали, что большая группа воинов Советской армии и сотрудников госбезопасности, принимавших участие в ликвидации мятежа, награждена Президиумом Верховного Совета Союза ССР орденами и медалями. В связи с этим специальный самолет посылался в Москву за знаками.

Воспользовавшись встречей с Серовым И.А., накануне этого события я попросил отпустить меня домой. Он согласился. Я с завидной скоростью вернулся в Печ, забрал свои пожитки, распрощался с местными руководителями партийных и административных органов и спецсамолетом на следующее утро вылетел в Будапешт.

Когда сел в наш военный самолет, окончательно почувствовал, что покидаю Венгрию, так неприветливо встретившую в первый мой приезд в страну.

Погода была совершенно нелетная. Стояли густые туманы, на всей трассе шел снег с дождем, но все-таки благополучно приземлились во Львове. Там меня встретил начальник Особого отдела КГБ Прикарпатского военного округа генерал-майор Кравченко Николай Григорьевич. Хорошо пообедав в ресторане, выходим на посадку, а нам экипаж докладывает, что самолет неисправен, требуется небольшой ремонт и необходимо лететь, в связи с этим, в Киев, а затем уже в Москву.

Тогда Николай Григорьевич предложил отправиться в Москву на рейсовом самолете, который вылетал уже через несколько минут. Недолго раздумывая, мы приобрели билет, и я отправился в Москву, забыв даже забрать свое «барахло» из самолета, на котором летел из Будапешта.

В 1960 году меня навестили венгерские товарищи, которые выразили благодарность за оказанную помощь народу Венгрии в 1956 году и подарили альбом с видами Будапешта. Я был очень тронут таким вниманием.

Удивительное это чувство Родины, родного города. С ним связано твое детство, судьба твоих близких и множество неповторимых событий, которые навсегда сохраняются в памяти сердца. Оказавшись на московской земле, я почувствовал, что теперь-то, наконец, дома.

Спустя несколько дней после прибытия в Москву мне был вручен Орден Красного Знамени за активное участие в ликвидации мятежа в Венгрии.

Итак, закончилась еще одна боевая страница в моей жизни, очень хотелось бы, чтобы она была последней. Но это от меня не зависит.

По возвращении в 3-е Главное управление я был буквально засыпан вопросами, — многим оперативным сотрудникам хотелось узнать подробности происходивших событий в Венгрии. По разрешению руководства КГБ я выступил на совещании сотрудников

Управления и рассказал о деятельности южного оперативного сектора по разгрому контрреволюции с подробным разбором некоторых оперативных дел и операций. Выступление было выслушано с большим интересом и одобрением наших действий. Это, может быть, явилось причиной того, что как-то сразу ко мне потянулись оперативные работники за консультацией и решением оперативных вопросов.

Незаметно все наиболее важные дела в управлении постепенно стали переходить под мое наблюдение, по ним мною принимались окончательные решения. Признаться, я не стремился к этому, а все происходило в силу сложившихся обстоятельств. Видимо, со мной проще было решать вопросы, так как у меня был большой опыт разносторонней работы в органах, а у начальника Управления Леонова Дмитрия Сергеевича этого не было. Да и он не стремился к тому, чтобы вникать во все детали чекистской работы, а действовал с позиции крупного политработника, в целом правильно, но не конкретно. Поэтому постепенно степень нагрузки на меня увеличивалась и стремительно уменьшалась у него. Когда бывало ни зайдешь к нему, он сидит один, попивает чаек и читает газеты.

Но, видимо, почувствовав, что оказывается не в центре событий, он решил со мною строго поговорить. Дело происходило следующим образом. Я зашел проинформировать Дмитрия Сергеевича по одному из вопросов, уже решенному мною. Он выслушал и говорит: «Вы что, комиссаром в Управление прибыли?». «Нет, заместителем», ответил я. Почувствовав в его голосе повышенную раздражительность, я спросил: «А вы почему так ставите вопрос?». «Да потому, — говорит Дмитрий Сергеевич, — что вы все решаете без меня». «А разве у вас есть данные, что я неправильно решил какие-либо вопросы?». «Таких данных у меня нет, но я все-таки начальник».

— Дмитрий Сергеевич, я к вам отношусь с уважением, как к начальнику, но считаю предварительно докладывать дела, которые сам в состоянии решить без грубых ошибок, нецелесообразным, ибо это будет волокитой.

Мой начальник сбавил тон, как-то обмяк и сказал: «Я в принципе ничего не имею против, но все же надо меня информировать».

Я согласился с его просьбой, и больше никаких инцидентов между нами не было до момента, когда я принял от него дела и должность начальника Главного управления в мае 1959 года.

Вторым заместителем начальника главка был Остряков Сергей Захарович. Очень хороший человек, опытный работник, имел большую склонность писать бумаги и делал это, надо сказать, отлично.

Он умел ладить буквально со всеми сотрудниками. Пожалуй, безошибочно можно сказать, что в коллективе у него не было врагов. Сергей Захарович находил какие-то способы избегать острых, конфликтных ситуаций.

Третьим заместителем был генерал-майор Зырянов Павел Иванович, который буквально после возвращения из Венгрии был назначен начальником Главного управления пограничных войск КГБ, поэтому мне пришлось с ним часто встречаться для решения возникавших вопросов. Павел Иванович был человек весьма положительный, правда, с некоторыми особенностями характера. Между нами установились добрые отношения, которые сохранялись до конца нашей службы в КГБ.

В большом коллективе Управления нужно было правильно сориентироваться и определить, кто на что способен. Дело это не простое, требует очень больших усилий и умения, а, значит, и результат приходит, конечно, не сразу.