Евгений Барсуков - Русская артиллерия в мировую войну (Том 1)

В полевом уставе 1904 г. подчеркивалось важное значение инициативы и самостоятельности частных начальников, значение единства цели и взаимной поддержки.

Устав полевой службы 1912 г. давал следующие общие указания{80}.

"Наилучшим способом достижения поставленной цели служат действия наступательные. Только эти действия дают возможность захватить почин в свои руки и заставить неприятеля делать то, что мы желаем".

"Стремление к достижению общей цели требует взаимодействия всех частей и родов войск, самоотверженного исполнения всеми своего долга и взаимной выручки".

Руководящие мысли полевых уставов 1904 и 1912 гг. плохо проводились в жизнь старой русской армии. Причиной тому служило малосознательное отношение к существовавшим правилам дисциплины, требовавшей "точного и беспрекословного исполнения приказаний начальства", с другой стороны, далеко не изжитая к началу мировой войны старая традиция царской русской армии: "не сметь свое суждение иметь". Что же касается боязни ответственности, то известно, что в русской армии страх перед начальством бывал нередко больше, чем перед неприятелем в бою. При таких условиях, вместо проявления инициативы, проще было ссылаться на неполучение приказания свыше, придерживаться пословицы "моя хата с краю" и ничего не предпринимать, чем брать на себя самостоятельные решения, всегда рискованные в боевой обстановке.

Устав полевой службы 1904 г, редактировался известным М. И. Драгомировым и, ввиду авторитета редактора, признавался большинством современников последним словом военного искусства. Поэтому доктрины устава свили прочное гнездо в старой русской армии. Излюбленный тезис Драгомирова, что на войне главное - человек и дух его, а материя и техника лишь нечто второстепенное, был широко проведен в уставе; поэтому в нем весьма мало учитывалось могущество огня современной артиллерии, пулеметов и ручного огнестрельного оружия. Такой выдающийся военный мыслитель, как М. И. Драгомиров, не мог, конечно, не понимать значения техники в военном деле. Он, например, настоял после русско-турецкой войны 1877 - 1878 гг. на введении в русской артиллерии 6-дм. мортиры. С другой стороны, он же противился усовершенствованию в технике ручного огнестрельного оружия. Писал он против 3-лин. магазинных винтовок, а пулеметы высмеивал так{81}:

"Если бы одного и того же человека нужно было убивать по несколько раз, то это было бы чудесное оружие. На беду для поклонников быстрого выпускания пуль человека довольно подстрелить один раз и расстреливать его затем, вдогонку, пока он будет падать, надобности, сколько мне известно, нет".

Такими приемами, более остроумными, чем серьезными, не брезгал даже Драгомиров, чтобы побить своих противников, придающих большое значение могуществу огня современного оружия.

Старая суворовская "Наука побеждать", для которой "человек" - все, а "материя" - почти ничто, авторитетным словом Драгомирова глубоко внедрялась в толщу русской армии и: жила в ней до самого последнего времени как более простая и милая русскому сердцу, чем немецкая военная наука с ее сложной техникой.

Нельзя, разумеется, отрицать глубокого смысла суворовских истин в отношении воспитания духа армии, но нужно понимать внутреннее их содержание и не закрывать глаза на значение современной техники. Но именно этого необходимого понимания и не было. Суворовские афоризмы, казалось бы, вполне ясные и категоричные, толковались различно и послужили в свое время яблоком раздора между двумя партиями военных мыслителей: одни признавали "штык" знамение отваги, духа, храбрости и утверждали, что каковы бы ни были совершенства техники и силы огня, все же главное на войне будет "человек", что важно не огнестрельное оружие, а человек с его решительностью, и что так как представителем этого качества является штык, то суворовский афоризм "пуля - дура, штык - молодец" вечен; другие, увлеченные могуществом современного огня, признавали преобладающее значение техники, отрицали "штык", а с ним и суворовский афоризм.

М. И. Драгомиров окрестил первых "штыколюбами", вторых "огнепоклонниками". Первые, возглавляемые самим Драгомировым, остались победителями, покровительствуемые верхами военной власти. В боевых уставах подчеркивалось преобладающее значение духа над материей; с давних времен в русской армии воспитывалось отчасти даже пренебрежительное отношение к технике, всемерно развивался и поддерживался так называемый "моральный элемент". Например, даже в последнем Уставе полевой службы, утвержденном в 1912 г., сохранилось суворовское "Поучение воину перед боем", в котором имелись такие "руководящие указания": "В бою бьет, кто упорнее и смелее, а не кто сильнее и искуснее"; "лезь вперед, хотя бы передних и били"; "не бойся гибели"; "неприятеля можно бить или штыком, или огнем; из двух выбор не труден"...; "если враг близко - всегда штыки; если подальше - сначала огонь, а потом штыки" и т. п.

Россия, впрочем, не была одинока в этом отношении. Во Франции до мировой войны много говорили и писали о могуществе огня под влиянием уроков последних войн, но все же реальное значение его большинством не было осознано. Обучение французской армии велось энергично "в наступательном духе, в духе решительного и непреодолимого движения вперед, поддержанного огнем".

"Наши большие маневры, завершающие год обучения,- говорит Эрр,состояли из нескольких дней походов, заканчивающихся большим военным спектаклем, где пехота в сомкнутых строях, с развевающимися знаменами и барабанным боем продвигалась вперед к атакуемой позиции о полным презрением к неприятельскому огню".

Во французских уставах говорилось между прочим:

"Ведение войны должно быть проникнуто необходимостью придать операциям решительно выраженный наступательный характер..." "Пехота главный род войск. Она... действует маневром и огнем; лишь движение вперед, доведенное до штыкового удара, является решающим и непреодолимым..."

Германцы также "были абсолютно убеждены в превосходстве наступления".

"Но в то время, как наша доктрина,- говорит Эрр,- придавала главное значение маневру и основывалась на решающем значении движения вперед, их доктрина лучше оценивала могущество огня и важность его роли"{82}.

Общие основания подготовки

По уставу 1904 г. основная задача артиллерии в бою определялась так: "Артиллерия своим огнем должна содействовать пехоте и коннице". При широком осмысленном понимании и толковании устава в этом общем указании основной задачи возможно было усмотреть вытекающие из нее частные обязанности артиллерии - при подготовке и при поддержке атаки и пр. Но командный состав царской русской армии в большинстве своем, не исключая артиллеристов, не был подготовлен к восприятию подобного устава. Большинству тогдашнего командного состава, обладавшему недостаточно широким тактическим кругозором, нужны были пунктики, правила на все случаи, а не общие указания, требующие проявления личной инициативы, т. е. разрешения чуть ли не самого больного вопроса старой армии.