Олег Смирнов - Неизбежность (Дилогия - 2)

В сапогах хлюпает, портянки съезжают, сбиваются. Будут потертости, если не перемотать. А перематывать некогда, нельзя останавливаться, капитан поторапливает, идем ускоренным шагом. Это позор - потертости ног у командира роты. Но, может, еще и обойдется. Автомат привычно колотит по горбу, чуть что, если надо, перекину на грудь, и нажимай на спуск, протарахтит очередь.

Опять увязла пушка. Комбат дергает подбородком, это значит - надо помочь. Я говорю:

- Сержант Симоненко! Логачеев! Кулагин! Нестеров! К пушке!

Знаю, кого называть: Логачеев и Симоненко - силачи, Кулагин и Нестеров - заводные, им дай побыть на виду, жилы порвут, а сделают, чтоб народ видел, какие они. У Вадика Нестерова это по молодости, у Толи Кулагина - в крови. Чавкает грязь, булькает вода, в ивняке звенькают птицы. Их не смущают ни наше появление, ни гул танков и автомашин невдалеке. А как ребята, что пошли в обход слева? Пока, кажется, нормальпо:

стрельбы не слыхать. И у нас нормально: японцы нас не обнаружили. Дай-то бог и впредь.

Распогодилось - начнет действовать краснозвездная авиация.

Будет штурмовать, бомбить. Чтоб квантунцы поскорей образумились, поскорей приняли капитуляцию. И не на словах, а на деле.

Светит солнышко - символ Японской империи, Страны восходящего солнца, эти желтые круги на флагах, на самолетах, и где еще я их видел? Теперь самурайское солнце закатится.

Роты растягиваются. Мы с капитаном останавливаемся, поджидаем, пока подтянутся. Идем снова. Доходим до какой-то развалюхи, захлестнутой бурьяном. Берем левей, еще левей, потом правей, потом опять прямо. Комбат говорит:

- Японские позиции неподалеку. Соблюдать звукомаскировку и бдительность! Ждать сигнала! Втемяшилось?

- Так точно, втемяшилось!

- Пойдем в атаку, Глушков, не суйся поперед батьки в пекло... Не лезь в цепь, у тебя такой грешок есть...

- Исправлюсь, товарищ капитан!

- Торопись исправляться, а то войне конец. - Комбат, знаю же, улыбается, однако его стянутое ожогами лицо неподвижно.

Кошусь на него и думаю: сколько бы я ни жил, кем бы ни стал после Победы, главным в моей жизни была и останется война, и нет и не будет важнее того, что я иду в этом воинском строю, среди друзей-фронтовиков. Не скажу, что они очень уж святые, эти люди в пропотелых, просоленных гимнастерках, в стоптанных, облепленных кое-где подсыхающей желтой грязью сапогах, в выцветших пилотках набекрень, лихо надвинутых на запавшие, усталые глаза. Но я счастлив, что принадлежу к их ратному родуплемени.

Левей нас над леском взмыла зеленая ракета, донеслись крики и автоматная стрельба. Наши! Комбат крикнул, чтобы мы разворачивались в цепь и бегом, охватывая ивняк, - на соединение с соседом. Разворачиваясь на бегу, роты ломили кустарником.

Я трусил с прихрамывающим комбатом. Ветки хлестали по рукам, по лицам, под сапогами взасос хлюпала грязь. Где-то серия гранатных взрывов, пулеметные очереди. Скорей, скорей к японским позициям! Выбегаем на опушку: огневые позиции, окопы.

С криком "ура", нажимая на спусковые крючки автоматов, швыряя гранаты, накатываем на японцев. Они - кто отстреливается, кто поднимает руки, кто дает деру в кустарник, в чащобу.

Мы развернулись и теперь правым флангом смыкаемся с нашими, образуя что-то вроде кольца вокруг японских позиций. Раза два-три рявкнула вражья пушка и умолкла, будто поперхнулась собственным снарядом. Наша стрельба нарастает. Крики "ура" то никнут, то вздымаются. По центру гудят танки и самоходные установки, изредка стреляют. Снарядов мало, зато гусеницами могут давить - комбриг и поставил им в основном эту задачу.

Бой выдался даже более коротким, чем я предполагал. Раздвигая ветки, круша, размолачивая стволы деревьев, из чащи навстречу нам выполз танк сто двадцать седьмой, макухннскпй! - и я уразумел: бою конец! Стрельба утихала, японцы в перепачканной, изорванной одежде - некоторые были ранены - складывали оружие. Горка его росла, и росла моя радость: никто в моей роте не пострадал.

Будни войны разматывались, как телефонный провод с катушки связиста, неостановимо, беспрерывно. Изо дня в день .марши и бои, но и в их напряженном чередовании нам не хватало новостей - как действует Забайкальский фронт, как Дальневосточные фронты, Тихоокеанский флот, Амурская флотилия, не хватало масштабных новостей. Из-за нелетной погоды самолеты давненько не доставляли нам газет. Из-за этого же ненастья и главным образом из-за гор походные радиостанции еле-еле поддерживали связь со штабом армии, штабом корпуса, чуть лучше - с идущими по соседству стрелковой дивизией и артиллерийским полком. Выручил трофейный радиоприемник. Крутили ручку настройки, сдвигая стрелку волноискателя, светофором горел зеленый глазок, в утробе приемника потрескивали разряды. Сквозь шорох и треск прорезалась чужая речь, чужая музыка, а сквозь это, чужое, прорезалось вдруг свое, русское. Москва? Хабаровск? Чита?

Похоже, передавали сводку Совинформбгоро, из которой явствовало, что нынешний день на Дальнем Востоке прошел под знаком контратак японских войск против позиций советских войск.

Получается: то, что происходит с нашим передовым отрядом, типично. Японцы по-прежнему огрызаются.

Из той же радиопередачи мы узнали, что войска Забайкальского и Первого Дальневосточного фронтов успешно продвигаются навстречу друг другу, как клешами охватывают Кватпупскую армию, и между передовыми отрядами фронтов не более двухсот километров. Ловушка захлопнется, "котел" будет отменный. Новость что надо.

На привале солдатушки гаркнули:

Эх, махорочка-махорка.

Породнились мы с тобой!

Вдаль глядят дозоры зорко,

Мы готовы в бой,

Мы готовы в бой!

Вот это стишки - лучше не придумаешь: и про махорку верно, и про дозоры, и про боеготовность. А то развез мерихлюпдию:

душа глохла, гибельный конец, пахнет чебрец! Под "Махорочку" и строевым можно рубать. А кто будет маршировать под твои сочинения, Глушков?

30

ВОЗДУШНЫЕ ДЕСАНТЫ

События под Муданьцзяном - первым крупным городом на пути ударной группировки 1-го Дальневосточного фронта - огорчали маршала Мерецкова: наступление замедлилось, сказались и мощь неприятельских укреплений, и наводнение, и переброска в мудапытзянскую группировку фронтовых резервов. Поэтому командующий фронтом повернул основные силы 5-й армии генерал-полковпика Крылова в обход Мудапьцзяна на Гирин, а на 1-ю Краснознаменную армию генерал-полковника Белобородова возложил захват города с последующим продвижением на Харбин.

События же на левом крыле фронта развивались, радуя Кирилла Афанасьевича: 25-я армия генерал-полковника Чистякова, усиленная 10-м механизированным корпусом генерал-лейтенанта танковых войск Васильева, успешно наступала в сторону Гирина.