Александр Бушков - Иван Грозный. Кровавый поэт

Если же ты вспоминаешь о том, что в церковном пред-стоянии что-то не так было и что игры бывали, то ведь это тоже было из-за ваших коварных замыслов, ибо вы отторгли меня от спокойной духовной жизни и по-фарисейски взвалили на меня едва переносимое бремя, а сами и пальцем не шевельнули, и поэтому было церковное предстояние не твердо, частью из-за забот царского правления, вами подорванного, а иногда – чтобы избежать ваших коварных замыслов. Что же до игр, то, лишь снисходя к человеческим слабостям, ибо вы много народа увлекли своими коварными замыслами, устраивал я их для того, чтобы он нас, своих государей, признал, а не вас, изменников, подобно тому, как мать разрешает детям забавы в младенческом возрасте, ибо когда они вырастут, то откажутся от них сами или по советам родителей, к более достойному обратятся, или подобно тому, как Бог разрешил евреям приносить жертвы – лишь бы Богу приносили, а не бесам. А чем у вас привыкли забавляться?

В том ли «сопротивным явился», что я не дал вам погубить себя? А ты зачем против разума душу свою и крестное целование ни во что счел, из-за мнимого страха смерти? Советуешь нам то, чего сам не делаешь! По-наватски и по-фарисейски рассуждаешь: по-наватски потому, что требуешь от человека большего, чем позволяет человеческая природа, по-фарисейски же потому, что, сам не делая, требуешь этого от других. Но всего более этими и оскорблениями и укорами, которые вы как начали в прошлом, так и до сих пор продолжаете, ярясь как дикие звери, вы обнаруживаете свою измену, – в этом ли состоит ваша усердная и верная служба, чтобы оскорблять и укорять? Уподобляясь бесноватым, дрожите, предвосхищая Божий суд, и прежде его своим злолукавым и самовольным приговором, со своими начальниками, с попом и Алексеем, осуждаете меня, как собаки. И этим вы стали противниками Богу, а также и всем святым и преподобным, прославившимся постом и подвигами, отвергаете милосердие к грешным, а среди них много найдешь падших и вновь восставших (не позорно подняться!), а подавших страждущим руку, и от бездны грехов милосердно отведших, по «Апостолу», «за братьев, а не за врагов их считая», ты же отвернулся от них!

Так же как эти святые страдали от бесов, так и я от вас пострадал.

Что ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и жалуешься! Чему подобен твой совет, смердящий гнуснее кала? Или, по-твоему, праведно поступили твои злобесные единомышленники, сбросившие монашескую одежду и воюющие против христиан? Или готовитесь ответить, что это было насильственное пострижение? Но не так это, не так! Разве не говорил Иоанн Лествичник: «Видел я насильственно обращенных в монахи, которые стали праведнее, чем постригшиеся добровольно»? Что же вы этому слову не последовали, если благочестивы? Много было насильно постриженных и получше Тимохи – даже среди царей, а они не оскверняли иноческого образа. Тем же, которые дерзали расстричься, это на пользу не пошло – их ждала еще худшая гибель, душевная и телесная, как было с князем Рюриком Ростиславичем Смоленским, постриженным по приказу своего зятя Романа Галичского. А посмотри на благочестие его княгини: когда он захотел освободить ее от насильственного пострижения, она не пожелала преходящего царства, а предпочла вечное и приняла схиму; он же, расстригшись, пролил много христианской крови, разграбил святые церкви и монастыри, игуменов, попов и монахов истязал и в конце концов не удержал своего княжения, и даже имя его забыто. Много было таких случаев и в Царьграде: одним были отрезаны носы, другие же, которые сбросили монашескую одежду и вновь заняли царский престол, на этом свете умерли мучительной смертью, а на том их ждут бесконечные муки, ибо совершили это из гордости и честолюбия. Так было с государями, а что же говорить о подданных! Ждет Божий суд всякого, кто отречется от ангельского чина, в числе их и многих постриженных недавно и по решению великого собора. Те же, которые не дерзнули такового греха совершить, себе прежнюю честь вернули.

В этом ли ваше благочестие, что вы совершаете по своему злобесному нраву нечестивые дела? Или ты думаешь, что ты – Авенир, сын Нира, храбрейший во Израиле, если позволяешь себе по злобесному обыкновению, распираемый гордостью, писать такие послания? Но что с тем было? Когда убил его Иоав, сын Саруя, тогда впал в оскудение Израиль. Не славные ли победы с Божьей помощью одержал он над врагами? Но напрасно ты, распираем гордостью, так хвалишься! Вспомни опять о том, кто сотворил подобно тебе, – если любишь Ветхий Завет, – с ним и сравним тебя: помогла ли военная храбрость Авениру, когда он бесчестно поступил со своим господином, соблазнил Риццу, наложницу Саула, и, уличенный в этом сыном Саула Иевосфеем, разгневался, изменил Саулу и так погиб? Ты подобен ему своим злобесным нравом, от гордости возжелав незаслуженных почестей и богатства. Как Авенир посягнул на наложницу своего господина, так и ты посягаешь на Богом данные нам города и села, подобно тому бесчестию, беснуясь, поступаешь. Или ты напомнишь мне плач Давидов? Нет: царь же был праведен и не хотел совершать убийства, а совершил, нечестивый же был обречен на погибель. Видишь, что бранная храбрость не помогает тому, кто не чтит своего господина. Приведу тебе еще в пример Ахитофела, который, подобно тебе, подговаривал Авессалома на коварный заговор против отца: и как сокрушительно рассыпался в прах его замысел благодаря одному старцу Хусее; весь Израиль был побежден небольшим числом людей; Авессалом же окончил свою жизнь, удавившись. Так было раньше, так бывает и теперь: Божья благодать обнаруживается в немощах, и ваше злобесное восстание на церковь рассеет сам Христос. Вспомни также древнего отступника Иеровоама, сына Навата, как он отпал с десятью коленами израильскими, и создал царство в Самарии, и отрекся от Бога живого, и стал поклоняться тельцу, и как царство в Самарии раздиралось смутами из-за бессилия царей, и вскоре оно погибло; Иудейское же царство хотя было и невелико, но прочно, просуществовало, пока этого желал Бог; как сказал пророк: «Рассвирепел, словно телица Ефремова», и в другом месте сказано было: «Сыны Ефремовы, напрягающие и готовящие луки, отступили в день битвы, ибо не сохранили завет Господа и не соизволили жить по закону его». «Человек, отступись от брани: если с человеком борешься, то либо он тебя одолеет, либо ты его одолеешь, если же с церковью борешься, то она всегда одолеет тебя, больно ведь лезвие попирать: если и наступишь, то ноги себе окровавишь; хотя море пенится и бушует, но Иисусова корабля не может потопить, ибо на камне мы стоим, кормчим у нас Христос, гребцами же – апостолы, корабельщики – пророки, у руля – мученики и преподобные, и вместе с ними со всеми – если и весь мир потрясется – не боимся утонуть; меня же ты прославляешь, а на себя сам погибель возводишь».