Джемс Макговерн - Мартин Борман

Гесс, оставаясь слепо преданным фюреру, становился для него все менее полезным. Он часто отсутствовал, увлекаясь пилотированием самолета, занимаясь вождением своего мощного спортивного «Мерседес-Бенца» на автобане и сельских дорогах, где его узнавали по особому коричневому цвету, или катался на лыжах с семьей.

Пока Гесс отсутствовал, Борман делал все, чтобы приблизиться к Гитлеру, не пропуская для достижения этого ни одного удобного случая. Однажды, в теплый летний поддень, Борман стоял на террасе Бергхофа вместе с Гитлером и его личным шофером Эрихом Кемпкой. Гитлер молчал, наслаждаясь панорамой обширной зеленой долины, простирающейся внизу. Досадным, по его замечанию, было то, что эту роскошную панораму портил одиноко стоящий старый крестьянский дом.

Кемпка увез Гитлера в Мюнхен. Они возвратились в Бергхоф спустя двадцать четыре часа. Кемпка не мог поверить своим глазам — долина выглядела иначе. Старый крестьянский дом исчез. На его месте была большая лужайка, на которой паслись коровы. Борман нашел крестьянину-фермеру другое жилище и вызвал сотню рабочих, которые в течение суток снесли дом, ставший соринкой в глазу фюрера.

У Гитлера была привычка стоять часами во дворе перед Бергхофом, приветствуя сотни людей, приезжавших в Оберзальцберг посмотреть на него. Как-то, проведя весь жаркий летний полдень за приветствием длинной очереди льстящих подданных, Гитлер заметил, что очень устал; он плохо переносил яркое солнце.

На следующий день, когда фюрер вышел, чтобы заняться привычным делом, он потерял дар речи. Перед виллой стояло огромное тенистое дерево. В течение ночи дерево было выкопано с того места, где оно росло, и пересажено перед Бергхофом по приказу Бормана.

Поскольку Гитлер воздерживался от курения, спиртных напитков и употребления мяса, Борман также делал это, по крайней мере в присутствии фюрера. Эрих Кемпка видел его, с наслаждением поедающего бифштексы и отбивные, когда фюрера не было рядом. Гитлер часто работал и проводил беседы почти до рассвета, вставая с постели не раньше полудня. В соответствии с этим Борман так составил свое рабочее расписание, чтобы всегда быть в распоряжении Гитлера.

Постепенно Борман проторил дорожку в узкий круг лиц, которые завтракали с Гитлером каждый день. Он сидел по правую сторону от Евы Браун, сидевшей рядом с Гитлером. Борман договорился с одним из своих адъютантов, чтобы тот частенько вызывал его из-за стола под предлогом срочных и неотложных дел. Наблюдая это, Гитлер должен был думать, что Борман был самым трудолюбивым человеком третьего рейха.

Фюрер читал много, даже то, что попадалось под руку случайно, и часто удивлял своих помощников способностью запоминать многое из того, что прочитал. Круг его интересов был обширен: книги по искусству и архитектуре; философские труды Ницше и Шопенгауэра; греческая, римская и немецкая история; Гете, Ибсен; либретто опер Вагнера; мифология северных народов; труды по военной и военно-морской истории и технике. Примечая интерес Гитлера к определенной тематике книг, Борман дал нескольким своим сотрудникам указание просматривать все новые публикации и резюмировать их содержание для него на одном листе бумаге. Таким образом, Борман мог вставлять замечания во время беседы практически о любой книге и рекомендовать фюреру одну из подходящих. Возможно, Гитлер только удивлялся, каким образом этот занятой до предела человек находит время читать так много.

Методы Бормана обретали под собой почву, отчасти причиной тому был характер самого фюрера. Гитлер был эксцентричным и немного неряшливым в своих рабочих привычках. Погруженный в мечты и грезы о своем предназначении совершить миссию мессии, он ненавидел систематическую работу и подчинение даже установленной им самим дисциплине. Ему нужно было иметь кого-то под рукой, кто мог бы заниматься вместо него делами, вникая в подробности, и освободить его от административных оков. Этот вакуум был заполнен Борманом.

Гитлер ненавидел, когда его интуиция становилась предметом обсуждения. Любая обоснованная критика легко могла вызвать у него вспышку гнева. Те, кто не был готов слепо следовать за ним, должны были исчезнуть. Борман был наиболее преданным из всех последователей. А так как у него было мало собственных оригинальных идей, он никогда не раздражал фюрера, пытаясь затмить его или не соглашаться с ним. Этот усердный человек, который, казалось бы, не желал больших званий, медалей или наград, и который скрывал свое честолюбие под маской единственного желания лишь служить фюреру, постепенно становился нужным и незаменимым.

Слишком поздно заметили старые вожди нацистов то, что произошло. Министр экономики рейха Вальтер Функ заметил Эриху Кемпке: «Вы не можете себе представить, Эрих, как невероятно трудно стало нормально разговаривать с фюрером. Борман постоянно сует свой нос в наши дела. Он прерывает меня, делает невозможной всякую серьезную дискуссию».

Альфред Розенберг, один из первых наставников Гитлера, был известен как философ нацистского движения, написав книгу в семьсот страниц «Миф двадцатого столетия» и сотни других трудов под такими названиями как «Безнравственность в Талмуде» и «Чума в России: большевизм, его лидеры, проходимцы и жертвы». Розенберг заметил, что Борман присутствовал всегда, когда бы его ни вызвали к фюреру. Это стало обычным явлением. Не имело значения, какой пост занимал вызываемый человек, будь то Геринг, Геббельс или Гиммлер, Борман всегда находился рядом с фюрером, часто к сильной досаде гостя. Гесс, заметил Розенберг, теперь редко находился поблизости, потому что, как полагал Розенберг, он «явно действовал фюреру на нервы».

Розенберг был удивлен взлетом Бормана. «В Мюнхене я едва ли когда-либо слыхал его имя», — писал он позднее. Теперь же у Розенберга была возможность наблюдать Бормана в деле и оценивать его незаменимость для фюрера. «Если во время нашей беседы за обедом упоминался какой-либо инцидент, Борман доставал свой блокнот и делал пометку. Или еще, если фюрер выражал недовольство каким-либо замечанием, мероприятием, каким-либо фильмом, Борман тут же это записывал. Если что-нибудь казалось неясным, Борман вставал, выходил из комнаты, но возвращался почти сразу же — после отдачи приказа сотрудникам своего бюро немедленно выяснить это и прислать ответ по телефону, телеграфировать или написать. Часто еще до окончания обеда у Бормана уже было объяснение под рукой».

Борман был невысокого мнения о способностях Розенберга, как было с большинством людей, к которым благоволил фюрер до него. Эта вражда была взаимной. «Когда бы я ни беседовал с ним лично, из его губ не вылетело ни одного ясного и понятного заявления», — писал позднее Розенберг.