Дитрих Айгнер - Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль

На этом практически «Новый курс» заканчивался, никто не может сказать, как дальше развивалась бы президентская деятельность Рузвельта до 1940 года, если бы его политическую энергию все больше и больше не захватывала внешняя политика. 1938 год был также годом, когда Адольф Гитлер с помощью Мюнхенского соглашения стал наживаться на войне без войны, а японский премьер-министр Коноэ после оккупации японскими войсками китайских северных провинций и всех важных прибрежных городов заявил о «новом порядке» для Восточной Азии; события, которые перевернули отношения в Европе и Азии, в глазах Рузвельта представляли высочайшую и долговременную угрозу благополучию и безопасности США.

Никакая эпоха и никакое поколение не начинали свою политику с нуля. История как современная сумма действий и упущений предшествующих поколений помогает лучше разобраться в настоящем и ограничивает поле деятельности для политиков сильнее, чем это может показаться нашим современникам. Это понял, вступая в 1933 году в должность президента, Рузвельт, который в 1920 году при признании им интернационалистской, активной мировой политики в предвыборную кампанию включил, в полном смысле этого слова, вильсоновские принципы внешней политики. С 1920 по 1933 год условия американской внешней политики так основательно изменились, что привязывание к мировой политике Вильсона было невозможно, хотя основополагающие внешнеполитические взгляды Рузвельта не претерпели существенных изменений.

Как уже часто случалось в американской истории, в 1920 году внутриполитические изменения не привели к смене внешнеполитического курса. Сенат отказал возвратившемуся из Европы Вильсону одобрить Лигу Наций, а значит, и Версальский договор. Этим решением была заложена основа для глубоко противоречащей внешней политики США в двадцатые годы.

В то время как в связи с первой мировой войной США стали наконец мировой державой (если не ведущей мировой державой) и основательно признали свое новое положение в мире, они буквально отказались в Европе и Азии защитить его с помощью предупредительных военных союзов, коллективных санкций и экономических принудительных мер, таких, как бойкот или эмбарго. Это фундаментально отличало внешнюю политику США после первой мировой войны от внешней политики после второй мировой войны. Они точно следовали «великим основным правилам», которые их первый президент Джордж Вашингтон выдвинул в своем прощальном послании в 1796 году: «Великое основное правило для наших отношений с другими странами состоит в том, чтобы мы развивали наши торговые отношения, но как можно меньше соприкасались с ними политически». Сенат также следовал этим правилам, когда вовсе отказался дискутировать по поводу американо-французского союзного договора, который премьер-министр Клемансо отвоевал у президента Вильсона в Версале и который должен был занять центральное место во французской системе безопасности против Германии. США поддерживали исключительно такие договоры, как Локарнские 1925 года и антивоенный пакт Келлога — Бриана 1928 года, которые обещали мирные взаимоотношения и США ни к чему не обязывали.

То же самое относилось к Азии и Тихоокеанскому региону. Для принятия Вашингтонских договоров 1922 года, в которых тихоокеанские державы сохраняли существующее в этом регионе военное и политическое положение после войны и брали на себя обязательство ничего в нем не изменять, решающим было то, что это не были союзные договоры в классическом понимании, значит, они не предусматривали активного военного вмешательства США. Действенность договоров зависела только от доброй воли всех подписавшихся, особенно Японии. Осталось американо-японское соперничество, осталось военное превосходство Японии в западной части Тихого океана, а Соединенных Штатов — в восточной, осталось нежелание США применять военные средства против экспансионистских государств в Восточной Азии, а также Японии и Советского Союза.

Это военное и союзнически-политическое отсутствие США в Европе и Азии после первой мировой войны вызывало еще большее удивление в связи с тем, что одновременно США присутствовали там экономически. Как уже указывалось, США после первой мировой войны стали сильнейшей экономической державой со своими далеко идущими торговыми интересами и глобальной внешнеторговой политикой. Смысл американской внешней экономической политики в двадцатые годы заключался в улучшении условий для экспорта капитала и товаров, а также импорта дешевого сырья. К конкретным средствам этой политики относятся попытки заключить новые торговые договоры на основе наибольшего благоприятствования и признать либеральный принцип равных возможностей («открытых дверей») соответствующим международному праву, например, в Вашингтонских договорах 1922 года. В торговой политике по отношению к Европе Германия занимала центральное место. Торговый договор с Германией от 1923 года и американские инвестиции (план Дауэса 1924 года и план Янга 1929 года) были выражением решительной экономической политики стабилизации, которая была нацелена на обеспечение европейского рынка для экспорта американских товаров и капитала. Обязательное особое условие к договору о наибольшем благоприятствовании отражало не только заинтересованность США в новых рынках, но также особое свойство американского торгового баланса в двадцатые годы, который мог поддерживать равновесие только на международной основе.

В общем, перед началом мирового экономического кризиса США были тем, чем считали их республиканские правительства Гардинга, Кулиджа и Гувера: ведущей экономической и финансовой державой мира с глобальными интересами в сфере торговли и капитала. Президент Кулидж был прав, когда в 1928 году констатировал, что американские инвестиции и торговые отношения находятся в таком состоянии, что почти невозможно представить себе где-то на земле какой-то конфликт, который нанес бы ущерб США. При таком положении вещей прежде всего удивительно то, что явное несоответствие между военным отсутствием и экономическим присутствием в Европе и Азии не воспринималось американскими политиками как опасный недостаток. Причина была в том, что экономическая политика стабилизации считалась одновременно самым благоприятным, основополагающим, а также достаточным средством обеспечения длительного мира. Однако, если даже некоторые политики время от времени могли сомневаться по поводу этого ограничения, то с момента отклонения Лиги Наций сенатом США было невозможно и внутриполитически проводить предупредительную союзническую политику. Американцы все больше приходили к убеждению, что для страны будет лучше, если она будет изолирована от всех войн Европы и Азии.