Дитрих Айгнер - Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль

До этого времени молодого государственного деятеля интересовали исключительно вопросы внутренней политики; военные и внешнеполитические проблемы касались его только с одной стороны — если они мешали проведению политики реформ. Саврола также критически относился к военным; в Лаурании войны проводились всегда с одной целью — они должны были отвлечь внимание народа от внутренних трудностей. Подобные доводы приводил молодой парламентарий и в Вестминстере, исходя из политики фискальной экономичности, в дискуссии по поводу военных расходов, предложенных мистером Бродриком; в апреле 1908 года Черчилль очень бурно отреагировал на предложение военного министра лорда Холдейна, выступившего с инициативой организовать на континенте экспедиционный военный корпус; Черчилль высказал свое отрицательное мнение в меморандуме на 14 страницах, смысл которого сводился к тому, что «ни одна нация не решится на такое опасное и провоцирующее мероприятие». К неудовольствию консерваторов и либералов, настроенных проимпериалистически, Черчилль дважды — в 1906 и 1909 годах — по приглашению кайзера Вильгельма II представлял Англию на военных маневрах в Германии в качестве именитого гостя. Позднее Черчилль не присоединился к общему осуждению Гогенцоллернов, не заметил в международной обстановке ничего, что подтверждало бы распространенное повсюду мнение о существовании «немецкой опасности». «Германия, — писал он в 1908 году в разгар яростных споров вокруг политики реформ, обращаясь к Асквиту, — готова не только к войне, но и к миру. Мы же не готовы ни к чему, кроме как к распрям в парламенте». Будучи еще министром торговли и занимаясь проектами социальных реформ, он отклонил предложенное морским министром Мак-Кенной довооружение морского флота и его доклад, содержавший «пугающие данные» о возрастающих темпах строительства в Германии. 17 июля 1905 года он заявил в Эдинбурге, что «между Великобританией и Германией ни в чем нет противоречий. Между ними нет предмета спора ни в чем; не существует также пространства, которое стало бы предметом спора между нами».

Есть доля иронии в том, что эти высказывания Черчилля вызвали не только жесточайшую критику со стороны консерваторов, но и после окончания первой мировой войны использовались британскими антисемитами. В действительности в обеих странах была определенная часть постоянно проживающего еврейского населения, что, без сомнения, способствовало установлению более тесных связей между обеими странами. Положительное отношение Черчилля к Германии этого периода также во многом объяснялось наличием в этой стране его еврейских друзей и близких знакомых, среди которых нужно прежде всего назвать сэра Эрнеста Кассела, друга Баллина. На такое независимое от общей линии мнение Черчилля могло повлиять как его сотрудничество с Ллойд Джорджем, так и с левыми либералами-реформаторами, которые видели в Германии времен кайзера Вильгельма много положительных, достойных подражания моментов. Осуждаемый многими зарождающийся германский империализм, который, несмотря ни на что, связывался в сознании Черчилля с привлекавшим его понятием ответных военных действий, не вызывал у него такого отрицания и осуждения, как у других просвещенных умов. Во всяком случае, в первые восемь-девять лет его политической деятельности он был убежден в необходимости и полезности добрососедских отношений с Германией, хотя Франция того времени в большей степени заслуживала симпатию и восхищение.

С 1911 года его ориентация неожиданно изменилась. После агадирского кризиса Англия впервые за долгое время ощутила близость угрозы войны; тогда сам Ллойд Джордж, уважаемый наставник Черчилля, направил Германии из резиденции лондонского лорд-мэра 21 июля послание с выражением озабоченности, которое заставило Черчилля по-новому взглянуть на явно ухудшавшуюся ситуацию. Еще будучи министром внутренних дел, он неожиданно стал усиливать охрану военно-морских складов, которые могли быть доступны «немецким агентам», и в августе он представил кабинету записку, в которой излагал свою точку зрения на возможный ход немецко-французской войны, в возникновении которой он был почти уверен. Он был убежден, что Англия не должна оставить французов один на один с агрессором. Став в октябре этого же года морским министром, он получил новые полномочия и новое поле деятельности, на котором он чувствовал себя не столь уверенно. Его новое положение усложнялось собственным характером, который не позволял ему останавливаться на полпути, он привык подходить к любой поставленной перед ним задаче ответственно, отдавая ей все свои силы; по его собственному признанию, получив в свое распоряжение адмиралтейство, он «не мог думать ни о чем, кроме приближающейся войны».

Если на предыдущем этапе, проводя социальные реформы, он находился под влиянием личности Ллойд Джорджа, на новой должности он сотрудничал с человеком, который не уступал ему в фанатической жажде деятельности, граничившей с манией одержимости в работе. Этим человеком был ушедший в 1910 году в отставку первый морской лорд, адмирал Фишер. Дружеские отношения этих людей были отмечены печатью их неординарных и эгоцентрических характеров, следствием чего стали бурные столкновения, которые вряд ли способствовали сохранению на долгое время отношений «учителя» (Фишера) и — значительно более молодого — «ученика» (Черчилля). Однако это партнерство — в 1914 году, сразу после начала первой мировой войны, Фишер был снова возвращен на службу — было исключительной удачей Англии этого периода. Сотрудничество этих деятелей все яснее проявляется в вопросе вооружения Англии на море, особенно после быстрого увеличения годовой квоты на строительство крупных военных кораблей, начавшееся после 1912 года. Германия была раздражена таким ходом событий, так как именно морской министр Черчилль совсем недавно выражал наибольшее понимание ее проблем. Создание флота и учреждение штаба морских сил явились результатом тех давно ожидаемых реформ, которые должны были привести Англию в состояние немедленной боевой готовности. В конце 1912 года по согласованию с Францией было достигнуто соглашение о распределении зон действия на Средиземном и Северном морях, что привело к большей концентрации британских вооруженных сил в войне против Германии.

Очень значительным, имевшим долгосрочное действие было решение Черчилля, предпринятое им в 1912–1913 годах, о переводе крупнотоннажных военных кораблей (дредноутов) с угольного на нефтяное топливо, что впервые привело Англию к целенаправленному увеличению капиталовложений в собственную нефтедобывающую промышленность; в 1914 году Черчилль заключил договор о поставках иранской нефти англо-иранской нефтяной компанией; таким образом были созданы перспективные ближневосточные связи, необходимые британской нефтедобывающей промышленности. Современным был его подход и в вопросе использования самолетов в военных целях. Сразу же после создания военно-воздушных сил (ВВС) Черчилль совместно с Королевской службой морской авиации создает морские ВВС, которые предназначались в первую очередь для целей морской разведки. Однако вся военно-морская стратегическая концепция Черчилля — Фишера остается несколько неопределенной. Причиной этому был постоянный конфликт между сухопутными войсками и флотом, которые не могли выработать совместного плана военных действий. Учитывая британские союзнические обязательства, в план совместных военных действий включалась отправка экспедиционного корпуса во Франции. Однако Фишер выступал за проведение операций на побережье Балтийского моря. Кроме того, он упорно отстаивал идею навязывания немецкому противнику фланговых морских атак, что отодвигало собственные стратегические планы Черчилля. Между Фишером и Черчиллем не было согласованности и в том, что является более предпочтительным: проникновение в порты противника и блокирование его или выманивание противника из его портов и навязывание ему сражения в открытом море; не совпадали также представления о «ближней» или «дальней» блокаде. Совершенно очевидно, что Фишер, а под его влиянием и Черчилль были убеждены в неизбежности немецко-британской войны, что они уже в 1911 году пришли к выводу о реальной угрозе военного столкновения в недалеком будущем — по некоторым данным, они ожидали его в 1914 году; оба они, по крайней мере какое-то время, всерьез надеялись, что смогут потушить конфликт в самом начале, нанеся противнику превентивный удар в его собственных гаванях и разгромив его. Не подлежит сомнению, что проводимая ими военно-морская политика способствовала быстрому росту вооружений и приведению обоих государств в состояние готовности к войне. Неудивительно, что при этих обстоятельствах справедливая и реальная оценка Черчиллем немецкого флота 9.12.1912 года в Глазго, как «великолепного», была встречена очень отрицательно по ту сторону Северного моря. Оценивая общую установку Черчилля, нужно сказать, что опасность немецко-британской войны он связывал исключительно с наличием у Германии чрезмерно большого флота, излишнего для государства, имеющего статус великой державы. С немецкой стороны, было бы самым разумным сделать из этого соответствующие выводы. Вместо этого различными источниками всячески поддерживалась фатальная вера морского министра в неизбежность немецко-британской войны: основания можно было увидеть и в отклонении дважды предложенного Англией празднования «Года флота», и в победных речах, произносимых кайзером, и в слухах, распространяемых полуофициальными кругами, близкими к немецкому флотскому начальству; не меньшую роль играли здесь «достоверные сведения» об опасных намерениях Германии, исходившие от информированных людей. Все это вызывало в Англии уже в 1912 году все усиливающийся страх перед «днем икс» — днем нападения Германии на Англию. К таким информированным лицам принадлежал Луис Бота, первый президент Южно-Африканского Союза, а также Август Бебель, вождь немецкой социал-демократии, о чем стало известно только в последнее время; их доклады постоянно находились на письменном столе Черчилля. Неудивительно, что, подготовленный таким образом, он заявлял: «Самым поздним сроком начала войны нужно считать осень 1914 года».