Дитрих Айгнер - Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль

Однако все надежды на действительное улучшение рухнули. Рузвельт был и остался парализованным; без помощи десяти фунтов тяжелых стальных шин и костыля или какой-то другой опоры он не мог стоять. Только на костылях мог медленно продвинуться вперед, он был привязан к инвалидному креслу.

Болезнь Рузвельта изменила и его жену Элеонору и суть их брака. Из робкой, боявшейся ранее общества домохозяйки и матери она шаг за шагом превратилась в «Элеонор», женщину США, которой в тридцатых и сороковых годах восторгались больше всего. Наряду со многими видами социально-политической деятельности, ее неутомимой борьбой за равноправие женщин, за профсоюзное движение, за угнетенных, униженных и бедных в американском обществе, кроме деятельности ее в качестве учительницы, литсотрудника, оратора и организатора она с 1922 по 1928 год стала для Рузвельта его заместителем, секретарем, связующим звеном с демократической партией. Из брака вышло политическое трудовое сообщество, в котором руководимая христианско-социальным воззрением Элеонор воплощала «левые взгляды» Рузвельта и с годами приобрела свой собственный авторитет, но одновременно она по убеждению признавала политический примат своего мужа.

Для Элеонор эта смена ролей означала побег из плена внутреннего одиночества. Ибо связью Рузвельта в период первой мировой войны с Люси Меркер, ее очень привлекательной и женственной секретаршей, в их брак был внесен раскол, который так и не был никогда устранен. Не позднее, чем когда Рузвельт вступил на пост президента в 1933 году, Элеонор потеряла всякую надежду, что муж освободит и для нее (чего она больше всего хотела) в своей жизни место равноправной жены и партнерши, которая имела бы право разделить с ним его сокровенные надежды и разочарования. Очаровательный, обаятельный, остроумный Рузвельт еще до своего вступления на пост президента как магнит притягивал к себе мужчин (и женщин), использовал в интересах своих политических амбиций и от них ожидал абсолютную лояльность, никому не открывал свою душу, даже жене. В болезненном процессе познания Элеонор должна была смириться с фактом, что не она в семье была центром его жизни, а политика. Элеонор поняла, что общественное и политическое партнерство, совместная борьба за общие политические убеждения в определенном смысле стали заменой утраченному партнерству интимных отношений.

Семилетняя борьба за свое выздоровление, которую Рузвельт прекратил только после выдвижения его кандидатом на пост губернатора штата Нью-Йорк летом 1928 года, в своей основе не изменила Рузвельта как человека и политика, его прежние черты характера стали проявляться с большей силой. Испытание усилило его самоконтроль и силу воли. Уже в начале 1922 года среди его самых близких сотрудников наряду с Хау и Элеонор, особенно его секретарша Маргарет А. Ле Хэнд («Мисси») настаивала на том, чтобы он не прекращал свою политическую деятельность и не возвращался как пенсионер в Гайд-парк. Потеря подвижности вынудила его сконцентрироваться в своей работе за письменным столом; он любил пользоваться обоими средствами влияния на собеседников, которые остались доступными для него: искусство увлекательной беседы с людьми, которые к нему приходили, и переписка с друзьями по партии по всей стране. Кроме того, борьба за выздоровление вынуждала его к спокойному размышлению на долгосрочные перспективы, его острый ум в нужный момент становился все яснее.

Почти все биографы Рузвельта едины в одном: его болезнь в политическом отношении дала преимущества, как бы цинично это ни звучало. У него было неоспоримое оправдание не появляться там, где он считал это несвоевременным; его отважная борьба принесла ему волну сочувствия и симпатии, и образ дерзкого человека из Гарварда начал блекнуть. Прежде всего болезнь стала краеугольным камнем в его двойной стратегии, чтобы пережить политически двадцатые годы — годы господства республиканцев. С одной стороны, он вел обширную переписку с демократами во всех частях США с твердым намерением активизировать и реформировать опустошенную и разъединенную фракционной борьбой партию, видимо, хотел взять на себя обязательство сделать ставку на самый сильный политический потенциал в штате Нью-Йорк, на Алфреда Е. Смита, который в 1918–1928 годах с двухлетним перерывом с 1920 по 1922 год был губернатором штата, в 1922 году снова выдвинут кандидатом в губернаторы Нью-Йорка, а с 1924 по 1928 год даже кандидатом в президенты, и его поддерживал Рузвельт. На обоих национальных предвыборных съездах он производил великолепное впечатление и остался надеждой демократической партии. С другой стороны, он смог со ссылкой на свое не совсем восстановленное здоровье отклонить все мысли о собственной кандидатуре, хорошо понимая, что демократическая партия, особенно на национальной платформе, не имела шансов по сравнению с республиканцами, пока продолжался экономический бум 20-х годов. Демократы, а с ними и он сам, как прогнозировал Рузвельт еще раньше, будут иметь снова шанс не ранее 1932 года. Если рассматривать в ретроспективе, то личная трагедия стала политическим счастливым случаем, который помог Рузвельту в республиканском десятилетии не потерпеть поражения.

Его политическая позиция в спектре американской внешней политики осталась неизменной, он находился немного левее центра. Не выходя из оппозиции и не развивая закрытую программу, которая заслуживала такого названия, он определил свою собственную позицию как «прогрессивный демократ» против консерватизма и грубого материализма республиканцев (хотя он лично с небольшим успехом участвовал в спекулятивной лихорадке двадцатых годов) и против радикальных течений слева. Он считал, что общественное благосостояние подвергнется опасности, если правительство станет жертвой «денежных дельцов», и направил свои усилия против «философии» республиканцев, которые считали, что было бы лучше всего ослабленное правительство, экономику и общество предоставить самим себе. Эта средняя позиция Рузвельта исходила из собственного убеждения и из расчета сделать ее по возможности доступной для большинства. Во внешней политике он остался интернационалистом и приверженцем Вильсона. Он публично и приватно предупреждал о последствиях отхода США от политических объединений в мире и от Лиги Наций. И даже сделал проект плана (тогда не опубликованного), который содержал некоторые сомнения в отношении изоляционистов и должен был дать возможность вступления и сотрудничества США в Лиге Наций.

Двойная стратегия Рузвельта, в которой объединились надежды на окончательное выздоровление и возвращение к политике не раньше 1932 года, закончилась неожиданно в 1928 году, когда демократическая партия почти против его воли 2 октября 1928 года выдвинула Рузвельта своим кандидатом на пост губернатора штата Нью-Йорк. После успешно поддержанного выдвижения Рузвельтом губернатора Смита на президентский пост в 1928 году демократическая партийная организация стала считать Рузвельта единственным политиком, который способен воспрепятствовать победе республиканцев в Нью-Йорке. Незадолго до выдвижения на Рузвельта, который находился в Варм-Спрингс, было оказано со всех сторон такое давление, что Смит, наконец, в драматическом телефонном разговоре дал как бы полу отказ на случай, если его кандидатура не будет отклонена. Нерешительность Рузвельта исходила из глубокой дилеммы: с одной стороны, сорокашестилетний Рузвельт понимал, что его возвращение в политику уничтожит все еще не утраченную надежду на выздоровление, он думал и о своих значительных инвестициях в Варм-Спрингс, где он служил образцом и движущей силой, и, наконец, с шансами для демократов, по общим оценкам, в 1928 году дело обстояло плохо. С другой стороны, была опасность, что в связи с новой нерешительностью настроение в партии обернется вдруг против него и положит конец всем его политическим планам.