Михаэль Фишкин - «Третий ангел вострубил...» (сборник)

Дни снова потянулись монотонно однообразно. Через три дня весь состав бригады был обновлен. Тепло попрощавшись с Соколовым, Михаил остался «последним из могикан». Он выходил из своей палатки только в столовую, туалет и душевые, не участвовал в построениях и не снимал проб в столовой. Большинство этих функций он передал сменившему Колю фельдшеру Антону.

Прошло три недели.

Михаил проснулся и посмотрел на часы. Стрелки показывали девять утра. «Так, на завтрак уже опоздал», ― подумал он и продолжал валяться на нарах. Настроение было мерзким. В лагере царила тишина, присущая утренним часам, когда основная масса людей уже отправилась на станцию, где в последние дни начинали строить саркофаг над руинами четвертого блока.

Неожиданно раздался какой-то шум, и полог палатки открылся наружу. В проеме показалось лицо нового командира бригады ― полковника Бутырина. Сопровождавший его командир батальона криком приказал Михаилу встать и отдать честь. Лейтенант не пошевелился.

– Кто это? ― спросил комбриг комбата.

– Доктор моего батальона, товарищ полковник. Его почему-то не поменяли три недели назад. Причина мне не известна. Он набрал много рентгенов, и поэтому ездить на станцию не может. Вот он и проводит время здесь, как в санатории.

– Товарищ подполковник, разберитесь, в чем дело, и позаботьтесь, чтобы уже завтра его здесь не было. В бригадный мед. пункт прислали по ошибке двух врачей, а мне там нужен только один. Так что забирай второго, а этот пусть едет домой и ищет себе настоящий санаторий.

Нескорый поезд Киев―Москва тащился изнурительно медленно. Колеса стучали, а за окном проносились огороды с усыпанными тяжелыми плодами яблонями и поля желтых подсолнухов. Доктор сидел один в купе. Перед демобилизацией ему сообщили, что у него есть право на недельный отпуск, и он планировал свою поездку на дачу к родителям. В поезде он пошел в вагон-ресторан, и даже довольно однообразная пища этого заведения после почти трех месяцев консервов казалась ему королевской.

В Москве он пересел на поезд до Иваново, из Иваново на автобусе доехал до Родников, а там ― на перекладных ― добрался до ближайшей к даче деревни. Последние два километра он шел пешком. Обогнавший его трактор поднял столб пыли, и Михаил инстинктивно отпрыгнул в сторону, стараясь не вдыхать ее: сказывался страх перед радиоактивной пылью. «Видимо, потребуется еще немало времени, чтобы вновь захотелось полной грудью вдохнуть и насладиться запахом полевых цветов и свежескошенного сена», ― подумал он.

Неделя, проведенная в огороде, заросшем кустами со спелой малиной и смородиной, помогла восстановить силы. Не смотря на слабость и приступы головокружения при нахождении на солнце, надо было возвращаться на работу.

Первым делом, оказавшись в Кинешме, он направился на станцию скорой помощи и постучал в дверь кабинета начальника станции ― доктора Шмулевича.

– Да. Войдите! ― донеслось из-за двери.

Доктор Векслер вошел в кабинет. Шмулевич сидел за столом и просматривал какую-то ведомость. Он оторвался от бумаги и посмотрел на вошедшего. Он узнал Михаила, глаза его забегали, но он дружески воскликнул: «О, сколько лет! Вернулся? Присаживайся, рассказывай!»

Михаил молча прошел в комнату. Со словами «Доктор Шмулевич, мне все известно; хочу сказать, что я был о вас лучшего мнения», ― он положил на стол заявление об уходе по собственному желанию. Затем повернулся и вышел, хлопнув дверью.

– Давай поговорим. Я тебе все объясню, ― неслось из-за закрытой двери, но Михаил уже сбегал по скрипящим деревянным ступенькам лестницы.

Через два года после аварии Михаил встретил свою новую любовь. Его невеста не испугалась последствий, связанных с облучением и генетикой. Брак получился счастливым. У молодой пары родились три дочери, и вся рассказанная выше история ушла в прошлое.

И все же…

В ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы приняло участие шестьсот тысяч человек, около ста пятидесяти тысяч ― в 1986 году.

Тридцать погибших за первые две недели после аварии было только началом. Около шестидесяти тысяч ликвидаторов умерли за последние двадцать пять лет, большинство из них вследствие облучения. Пять тысяч человек, которые в детстве употребляли молоко с зараженных зон, заболели раком щитовидной железы. Это в двадцать раз выше, чем в среднем по стране. Многие из них выжили, но вынуждены до конца своих дней употреблять лекарственные препараты. Среди ликвидаторов отмечено возрастание вдвое случаев лейкемии ― рака крови. В этой группе в два раза выше уровень психических расстройств за счет депрессивных состояний и в двадцать раз ― уровень суицидов. Большинство ликвидаторов страдают синдромом хронической слабости. По оценкам экспертов, это объясняется влиянием ионизирующего излучения на центральную нервную систему.

Люди, чьи кости, легкие и печень оказались насыщены радиоактивным стронцием, страдают частыми и продолжительными вирусными инфекциями. У них возникла непереносимость привычных продуктов питания. Ликвидаторы больше подвержены онкологическим и сердечнососудистым заболеванием.

Площадь радиоактивного загрязнения превысила двести тысяч квадратных километров. Около пяти миллионов гектаров пахотных равнин стали непригодными для земледелия на сотни лет.

Из года в год территория зоны отчуждения, включая оставленный пятидесятитысячный город Припять, а также город Чернобыль и сотни опустевших деревень, с приходом весны обильно зарастает чернобыльником ― горькой полынью. Полынь заполняет детские игровые площадки и высохшие плавательные бассейны, школьные дворы и автомобильные стоянки...

«Жизнь» радиоактивных изотопов, выпавших на огромной территории, продолжается и после ликвидации последствий аварии. В результате бета-распада плутония на радиоактивно загрязненных лесах и полях происходит образование америция, вклад которого в альфа-активность в настоящее время составляет пятьдесят процентов от общего числа изотопов. Через сто лет после аварии это приведет к увеличению почти в два с половиной раза общей альфа-активности на загрязненных плутонием землях.

2011

Когда тоска сжимает, что тиски,

Душевный штиль, как море, бескорыстен.

Открыть судьбу бессильны лепестки ―

Иду один,

в тень рощи,

к мокрым листьям.

Прохлада их остудит жар лица,

А свежесть ― засветит свечу надежды,

Чтоб огонек всегда в ночи мерцал,

Чтоб согревали сердце грусть и нежность!