А. Минаева - «Много писать мне мешали бои…»: фронтовые записи 1941-1945 годов

В Повседневных погончиках

с попироской в зубах

И с хорошей улыбкою у него на устах

И поехал в дороженьку

Парень шлет письмецо

Оторвало мне ноженьку

И разбило лицо.

Если любишь по прежнему

И горит огонек

Приезжай забери меня

Мой любимый дружек.

И подруга ответила

Что любви больше нет

Я с другим повстречалася

вот тебе мой ответ.

Ковыляй потихонечку

про меня позабудь

Если вылечиш ноженьку

Проживеш как нибудь.

Утром ранним и солнечным и солнечным

В свой родной городок

приезжает с победою.

Удалой паренек

И лицо не разбитое

И вся грудь в орденах

Шел походкою легкою

На обеих ногах

Поздно вечером встретились

все родные друзья

<���паренька – зачеркн> и героя приветили

за победу не зря

И привольно и радостно

он провел свой денек

И хорошую девушку

_______________________________________

полюбил паренек

Поздно вечером встретились На крылечке они Говорит она милому «Ты меня извини»

Написала по глупости Но попрежнему я Очень сильно люблю тебя И на веки твоя Отвечает ей с гордостью Молодой паренек Между нами все кончено И погас огонек Ты любовь мою верную Променяла на ложь Ковыляй понемножечку Как-нибудь проживешь за победу не зря И привольно и радостно он провел свой денек И хорошую девушку полюбил паренек

Если в переделке «Спят курганы темные» неверность девушки была обусловлена (хоть отчасти) «быстрокрылым» временем, метаморфозами, происходящими с человеком и его чувствами, то в наших вариантах переделок «Огонька» мотив измены оказывается экспозицией сюжета.

Переделки иронически опровергают возвышенную символику Исаковского («И пока за туманами / Видеть мог паренек, / На окошке на девичьем / Все горел огонек»): «Не успел на окошечке / Промелькнуть огонек»; «Неуспел за туманами / скрыться наш паренек». В вариантах песни «уж другой паренек» может вообще не появляться50. В наших текстах появившийся на том же самом «крылечке» («пароге») новый и весьма «эффектный» избранник («С золотыми погонами», «В Повседневных погончиках», «С папиросой в зубах», «с попироской в зубах», «счастливой улыбкою на веселых устах», «с хорошей улыбкою») подготавливает и отчасти (по крайней мере, контекстуально) оправдывает то испытание любви, ту проверку чувств (своего рода «жестокий эксперимент»), которую предпринимает герой песни.

Песня моделирует более чем актуальную для войны жизненную коллизию: может ли сохраниться любовь, если возлюбленный вернется с фронта калекой? Невзирая на то, есть ли в вариантах песни образ «другого паренька» (то есть собственно мотив реальной измены), песня в целом дает однозначный ответ: калеку любимая ждать не будет. Формула «ковыляй потихонечку» («ковыляй понемножечку»), по сути дела, символически репрезентирующая этот песенный сюжет, впоследствии перешла в речевой обиход в качестве цитаты. «Ключевой» эпизод сюжета – возвращение паренька целым и невредимым в «свой родной городок», встреча с бывшей любимой и «с гордостью» произнесенный отказ-посрамление:

Ты любовь мою верную

Променяла на ложь

Ковыляй понемножечку

Как-нибудь проживешь

(блокнот Короля).

Примечательно, что в варианте из блокнота Чурбанова мотив встречи с любимой девушкой отсутствует, зато повествование не останавливается на осуждении девушки и прощании с бывшей любовью. Героя «приветили» «все родные друзья», он не оставлен один на один с бывшей любимой. Он «привольно и радостно <���…> провел свой денек», и находит новую – надежную и верную – любовь: «И хорошую девушку / полюбил паренек».

Песня «Ковыляй потихонечку…» была необычайно популярна на фронте, приобретя множество версий и вариантов, как устных, так и письменных. История письма мнимого калеки перешла и в прозаическое бытование Так, Л.H. Пушкареву удалось зафиксировать на фронте три рассказа, основанных на данной сюжетной схеме51.

Существовали и другие (песенные и поэтические) отклики на «Огонек» М. Исаковского, в которых отсутствовал и мотив измены, и ситуация испытания любви фиктивным письмом. Открытость поэтической модели «Огонька» Исаковского вела к возможности продолжить песню, и такие «продолжения» существовали:

Стихли залпы последние,

И легла тишина,

За Берлином победою

Завершилась война.

Возвращался с позиции

Молодой паренек,

Помню девушку милую,

Золотой огонек.

Шел дорогой знакомою,

И шагалось легко,

Зная, что девушка милая

Ожидает его.

Поздно к дому заветному

Подходил в темноте,

Засветился приветливо

Огонек в том окне.

Нежно девушка встретила

Молодого бойца,

Обнимала любимого

На ступеньках крыльца.

Были веселы, радостны

Под счастливой звездой

И любимая девушка,

И боец молодой52.

Трудно сказать, насколько широко бытовали такие тексты. Судя по всему, наибольший массовый успех выпал на долю самого «Огонька» Исаковского и переделке про мнимого калеку. Л.H. Пушкарев, наблюдавший за бытованием песенной традиции на фронте, говорит о равной распространенности и самого «Огонька», и «Ковыляй потихонечку», и «продолжений»: «И вот что показательно: бытование подобного рода вариантов [речь идет о песнях с мотивом измены – А.М., О.Н.] никак не повлияло на популярность песни „Огонек“ и тех продолжений и ответов на нее, которые воспевали верность постоянство и взаимную любовь. Бытовали и те и другие отклики на „Огонек“, равно как и сама песня продолжала оставаться одной из самых популярных среди молодежи в послевоенные годы»53. Скорее всего вслед за переделкой «Огонька», а возможно, и параллельно с ней возникла песня, основанная на той же сюжетной схеме, но разработанная в ритмико-интонационной (в частности, с использованием трехстопного анапеста) и жанровой традиции жестокого романса:

Этот случай совсем был недавно,

В Ленинграде вот в эту войну.

Лейтенант с Украинского фронта

Пишет письма жене молодой:

«Я сейчас уж больной и калека,

Нету рук, нету ног у меня.

Они честно служили для фронта,

Для защиты родимой страны.

Нас за это страна наградила,

И приветливо встретила мать.

Неужель ты меня позабыла,

А калеку не выйдешь встречать».

Вот письмо от жены получаю,

Написала она как-то мне:

«Ты приедешь домой, как колода,

Только будешь в постели лежать,

А мне всего еще лишь тридцать три года,

Ты не сможешь со мной танцевать».

А внизу, смотрю, что-то другое,

Это почерк совсем был другой,

Это почерк был родной дочурки,

И зовет она папу домой:

«Милый папочка, мамы не слушай,

Приезжай поскорее домой.

Буду встрече с тобой очень рада,

Буду знать, что мой папа живой».

Читать дальше