Миясат Шурпаева - Предания старины глубокой

– Ты посмотри на других родителей, которые месяцами сидят в городах, устраивают своих детей в вузы, выводят в люди, а ты только и норовишь превратить наших в работящих ишаков! – упрекала мать отца.

– Я не другие, Султан-Патимат, у меня отца не было, не помню его и не знаю, как отцы устраивают детей в институты, поэтому за такую неграмотность ты меня извини. Коль я сам без отца выучился и вышел в люди, думаю, что и мои дети, у которых есть отец, чтобы обогреть и прокормить их, смогут стать людьми. Пусть учатся справляться с жизненными трудностями сейчас, с детства, с молодости, ибо народная мудрость гласит: “То, что не сделал, когда усы скручиваешь, не сделаешь, когда бороду гладишь”.

Порой мне казалось, что отец заботится о колхозниках больше, чем о своей семье. Помню, когда я жила в городе, приехала в село моя тётя, попросила меня купить меду в колхозе, ибо слышала, что кумухский колхоз продает пчелиный мед. Я спросила вечером отца, действительно ли они продают мед, он подтвердил и разрешил мне придти и купить у них мед.

Утром я спросила своего брата, который работал в колхозе, по какой цене у них мёд. Он мне сказал по пять рублей за килограмм. Взяла бидон и деньги, пошла в правление колхоза, куда надо было внести деньги, а затем в складе взять мёд. Я заплатила пятьдесят рублей за десять килограмм и пошла к отцу, подписать бумагу о получении мёда со склада. Он посмотрел на бумагу и окликнул своего бухгалтера:

– Башир, а Башир! Что ты ей выписал мёд по пять рублей, разве она колхозница?

– Ну и что же? Её отец работает в колхозе, брат работает в колхозе, она же не чужой человек для колхоза, – пошутил Башир.

– Но она не для отца и не для брата берёт, а для себя, и работает в городе учительницей, потому отпусти ей по той цене, по которой мы отпускаем служащим.

Оказывается, колхозникам мед продавался по пять рублей за килограмм, а служащим, вернее тем, кто не работал в этом колхозе – по семь рублей.

– Я больше не взяла с собой денег… – сказала я. Тогда отец вытащил из кармана двадцать рублей и протянул мне. Так мне пришлось краснеть в тот день перед сотрудниками отца.

Вечером, когда отец вернулся домой, я хотела сделать ему замечание, он был более сердит на меня, чем я на него:

– Как ты, моя дочь, не понимаешь, что из-за двадцати рублей я не стану позориться перед людьми. Ведь если один не скажет, то второй скажет, вот, мол, Нажмудтин своим родственникам отпускает мёд по льготной цене. Завоевать авторитет и уважение гораздо труднее, чем его терять. Никакими хитростями народ не проймешь, хитрость, и обман белыми нитками шиты, так что надо быть во всём кристально честным, не надо допускать и мухи, чтоб из неё делали слона.

Когда убринский колхоз слили с кумухским, Нажмутдину пришлось оказать немалую помощь и поддержку убринским колхозникам, которые не были виновны в развале своего хозяйства. Рассказывают, как-то Нажмутдин стоял во дворе правления колхоза с несколькими сотрудниками и в это время подошла к ним незнакомая пожилая женщина:

– Сыновья, не скажите ли вы, как мне найти председателя Нажмудтина? – обратилась женщина к ним.

– Мамаша, вам только Нажмудтин нужен, может, и мы сможем вам помочь? – пошутил сам Нажмудтин.

– Не знаю, валлах, мне посоветовали обратиться к Нажмудтину, но если и вы сможете помочь…

– Говорите, говорите, что у вас? – спросил опять Нажмудтин.

– Валлах, сын мой, я всю жизнь работаю в убринском колхозе. У меня в хозяйстве одна корова и одна тёлка. В этом году я не смогла запастись кормами: у меня ноги болят. Продать корову и телку тоже не хочу, хоть сын, который живет с семьей в городе, настаивает, чтобы я продала всё и переехала к ним в город. Если бы колхоз согласился взять к себе мою корову и тёлку на зиму, до весны, пусть и молоко себе оставляют, я еще и заплачу, тогда, погостив зиму у сына, я вернусь домой со спокойной душой.

– Если ты всю жизнь проработала в колхозе, колхоз пойдет тебе навстречу. Если твоему скоту корма нужны, мы можем выделить тебе корма, если тебе самой нужно что-нибудь, тоже можем помочь.

– Да откроется тебе все четыре стороны и все семь дорог на этом свете, сын мой, ведь если будет корм для скота, я никуда и не уеду. У меня всё есть, слава богу, сын не оставляет меня без внимания и заботы, да вот только в город уехать никак мне не хочется.

– Не уезжай, разве можно разрушать свой очаг? Мы тебе поможем.

Затем Нажмудтин спросил у женщины фамилию, имя и сказал, чтобы она спокойно шла домой, а их бригадиру будет сказано, чтоб помог с кормами.

Уходя, женщина спросила:

– Сын мой, а как передать бригадиру твой наказ, как тебя зовут?

– Меня зовут Нажмудтин. Так и передай бригадиру, как я сказал.

Женщина смутилась, покраснела от удивления, затем подошла к отцу, взяла его руку, поцеловала и ушла.

А другая убринка, которая пришла в правление кумухского колхоза, попросила выдать ей аванс в сумме двухсот рублей, чтобы проводить в армию сына, говорят, была не мало удивлена тем, что ей выдали шестьсот рублей, которые были начислены за полгода, ибо у неё за полгода работы в колхозе оказалось начисление более шестисот рублей:

– Ваппабай, я же оказывается теперь в рай попала! Надо же, за шесть лет работы в убринском колхозе шесть рублей не получала, а тут за шесть месяцев – шестьсот! – никак не могла нарадоваться горянка.

Так постепенно, исподволь он завоёвывал уважение, доверие и любовь каждого колхозника. Говорят, когда кто-нибудь в колхозе поступал неправильно, другие его упрекали: “Как же ты после этого посмотришь в глаза Нажмудтину?”

Но было бы ошибкой утверждать, что он пользовался таким же уважением и у районного начальства. Нажмудтин был по характеру правдолюб и смело говорил правду в лицо и начальству, и рядовому. Он не раздаривал колхозное добро и не отпускал из склада по дешёвке районному начальству мясо и другие продукты. Они же, привыкшие, что другие председатели-сами носили дары, никак не могли свыкнуться с мыслью, что Нажмутдин не гнется перед ними, и поступали с ним бесцеремонно. К примеру: однажды районное начальство решило проложить шоссейную дорогу через Кумух в районные села, по проекту дорога эта проходила как раз там, где располагалась колхозная ферма. Вызвали Нажмудтина в райисполком и велели убрать с дороги колхозную ферму.

– Ферма же не булыжник, чтобы так легко переставить с одного места на другое. Мы очень много сил приложили и денег потратили, чтобы построить её. Неужели нельзя дорогу протянуть чуть в стороне?

– Нет, нельзя. Надо строить по проекту. Чего ты боишься, ведь у вашего колхоза есть возможность еще десять таких ферм построить?

– Не думаете ли вы, что эту возможность через небесное окошко Бог нам с неба свалил? Если бы мы, как нередко у нас бывает, сегодня строили, а завтра ломали, не умея ценить и беречь каждую копейку, вряд ли наш колхоз имел бы сегодня такую возможность. Так что ни один колхозник не даст согласия ломать ферму, и вам надо изменить проект. Я думаю, что инженер, предложивший вам проект, был родственником Николая второго.