Василий Соколов - Вторжение

...И снова громыхали германские моторизованные колонны - теперь уже по дорогам Чехословакии.

В то время когда жители Праги с ужасом смотрели на марширующих солдат со свастикой, в Берлине праздновали победу. Это совпало с пятидесятилетием со дня рождения фюрера. 20 апреля был устроен грандиозный парад. Специальный батальон со знаменами "третьего рейха" приветствовал фюрера. А фюрер стоял на балконе имперской канцелярии и радовался, видя, как единым взмахом рук немцы выражают ему доверие. Эти устремленные вперед руки звали фюрера и его генералов на новые военные походы. И он, Гитлер, находясь в зените славы и веря в свою непобедимость, вместе с приближенными генералами спешил в имперскую канцелярию, в штабы, чтобы на карте мира наметить новую жертву.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В пограничном местечке Пшешу, в ресторане "Добжее шляхетство" стоял дым коромыслом; взахлеб пиликали скрипки, звенели медные тарелки, ухал барабан, и в сизом чаду табачного дыма офицеры инспекции польской кавалерии лихо отплясывали веселый краковяк. Майор Скрижевский, изящный, с тонкими, вздыбленными кверху усиками, склонял голову на плечо красивой дамы с открытой до половины грудью и умиленно ворковал:

- Але, пани! Я кажу пржиятельски, разбоя быть немамо... Но ежели пан Гитлер нас затроне, мы вшистко едно победим! О, наша кавалерия знает шлях через Бранденбургские ворота! - И он, притопнув ногой, будто готовый расколоть паркет, снова закружился в неудержимом вихре танца.

...А в это время неподалеку от пограничного немецкого города Глейвица, в глухом лесу, большая группа людей торопливо напяливала на себя польские мундиры. Почему прячутся эти люди? Зачем они ночью через болото тащат тюки с польским обмундированием - кого им бояться? Неужели носить польскую военную форму запрещено? И это в то время, когда Германия открыто требует присоединить к себе "Польский коридор" и портовый город Данциг? Разве эти парни, суматошно надевающие военную форму, решили постоять за интересы вольной Польши? Не лучше ли в таком случае прийти на призывной пункт - ведь в Польше уже объявлена мобилизация. На худой конец, не прятаться по кустам - не будут же польские пограничники стрелять по своим жолнерам! И уж совсем непостижимо - зачем надевать польские мундиры и четырехугольные конфедератки с козырьками, окованными медью, не у себя дома, а на германской пограничной территории! Уж не рехнулись ли эти отчаянные парни, которые решились подставить свои спины под пули немецких автоматов?..

Переодетые незнакомцы, воткнув за пояса ножи, гранаты, с карабинами на изготовку пошли в атаку. Грохот стоял неимоверный; рвались фугасы, слышалась отчаянная пальба. Немцы встретили их ружейно-пулеметным огнем в упор и буквально выкашивали и без того редкие цепи атакующих безумцев.

Услыхав пальбу, польские пограничники развели руками: что происходит, кто дал приказ жолнерам нарушить немецкую границу да еще атаковать? Всполошенно названивали в воинские гарнизоны, стоящие поблизости от границы, справлялись - уж не по воздуху ли заброшены обреченные на гибель парни!

Польские штабисты и дежурные отвечали, что никто и не помышлял о каком-то десанте, да и вообще не снаряжал этих невесть откуда взявшихся солдат. Майор Скрижевский из кавалерийской инспекции, всю ночь прокутивший в ресторане, бурчал в ответ воинственно:

- Что? В атаку перешли? Я так и знал! Пора и нам седлать коней!

Между тем на поле, неожиданно ставшем кровавым, продолжалась жестокая свалка. Противники - солдаты в немецких и польских мундирах - сходились врукопашную, нещадно били друг друга прикладами, расстреливали в упор...

После упорной потасовки небольшой группе одетых в польскую форму солдат удалось захватить радиостанцию в Глейвице. В эфир на чистейшем польском языке понеслось воззвание, что началась война и польская шляхта именем Речи Посполитой клянется довести эту войну до победного конца, если германские войска заранее не сложат оружия...

В полдень, в самый канун событий в Глейвице, Гитлер возбужденно расхаживал по кабинету имперской канцелярии. Верблюжий ковер, застилавший паркет, придавал его движениям приятную легкость. Подойдя к глобусу, который приходился ему по самые плечи, фюрер вперил глаза в Польшу. Постоял немного, подумал - в который уже раз! - об англичанах и французах: "Неужели они посмеют из-за какого-то чужого коридора и Данцига вступить в войну на стороне Польши?"

Гитлер отошел от глобуса, задержался у проема окна. Поглядел на Бранденбургские ворота. Кони, впряженные в колесницу, будто готовы соскочить сверху и мчаться дальше, по Унтер-ден-Линден. Фюрер перевел взгляд на эту широкую, обсаженную липами улицу. По ней прогуливались горожане. Одна женщина вела на ремешке ребенка. Неуверенно и трудно ступая, ребенок то и дело падал, но мать удерживала его на поводке. Это были первые детские шаги...

На мгновение у Гитлера мелькнула жалость. "Война. Не отнимет ли она у этого ребенка начатую жизнь?" - подсказал ему какой-то чужой голос, но фюрер отмахнулся от этой мысли. Все-таки фортуна ему улыбнулась. Никому и в голову не придет так ловко одурачить своих противников. Еще бы! Риббентроп едет в Москву, а в это время - 22 августа - он, фюрер, собирает у себя в Берхтесгадене генералов. Что он им сказал? Ах да, вот что: "Я дам пропагандистский повод к войне... Победителей не спрашивают, была ли это правда или нет. При развязывании и ведении войны важно не право, а победа... Наша сила - в подвижности и жестокости. Чингисхан с полным сознанием и легким сердцем погнал на смерть миллионы детей и женщин. Однако история видит в нем лишь великого основателя государства. Мне безразлично, что говорит обо мне одряхлевшая западная цивилизация..." Короче говоря, он, фюрер, тогда закончил свою речь словами: "Польша будет обезлюжена и населена немцами. А в дальнейшем, господа, с Россией случится то же самое, что я проделаю с Польшей... Итак, вперед на врага! Встречу отпразднуем в Варшаве!" - Гитлер видит, какое впечатление эти слова произвели на генералов. Герман Геринг вскочил на стол. Как он, толстый, мог так мгновенно прыгнуть! И плясал. Плясал Как одержимый, выкрикивая слова благодарности. Лишь немногие молчали. "Шут с ними! У них нет такой воли, как у меня, фюрера", - вновь подумал Гитлер.

Перебирая в памяти события этих дней, фюрер испытывал душевное удовлетворение. Он вновь подошел к окну, поглядел на Бранденбургские ворота. Отсюда Германия всегда начинала победные марши, войны. Вспомнилось Гитлеру, что и в день его прихода к власти - 30 января 1933 года - нацисты устроили факельное шествие через Бранденбургские ворота. И ему вдруг привиделось, что вздыбленные кони не отлиты из металла, а живые, и по его велению скачут с колесницей победы.