Василий Соколов - Вторжение

- Рад вас видеть! Право, не узнал. Богатой станете!

- А я думала, что в приметы верят одни старушки.

- Это я так... Поговорки ради... - Завьялов хотел найти теплые, душевные слова, но так и не смог; поспешно подойдя к самому колодцу, хотел помочь отнести ведра.

- Не надо. Я сама... - возразила она и попросила только на минутку рукавицу. Надев ее, Наталья начала доставать воду, а тем временем Петр Завьялов жадно разглядывал ее. Живое, соблазнительное тело, кажется, даже на морозе отдавало теплом. Почти физически, до головокружения он почувствовал силу в ней... Наталья поставила ведро на обледенелый камень и быстро, будто ненароком взглянула на Петра. Он невольно смутился. Ее темные, непроницаемые глаза показались серьезными и пытливыми. И выражение лица было строгим, но, как заметил капитан, серьезность эта была какая-то особенная, привлекательная. Она изредка вскидывала длинные ресницы, и тогда глаза ее светились потаенным огнем.

Звякнув цепью, змеисто поползшей по срубу, Наталья повела глазами на капитана, как бы давая понять, что пора идти, и взяла ведра. Завьялов предложил ей донести воду, по она снова отказалась. Тогда он, дав волю чувствам, смело шагнул за ней. "Все равно... Все равно!" - лихорадочно шептал он.

- Вы что-то все молчите? - неожиданно спросила Наталья.

- Обстановка не та... Морозы... - невпопад ответил он.

- Какой вы, однако, догадливый... - усмехнулась Наталья.

И вдруг Завьялов выпалил сдавленным, глухим голосом:

- Вы не замужем?

Наталья покраснела. В глазах - недобрые, будто вспугнутые, искры.

- А не все ли равно?

- Хотя и правда...

- А что - правда? - Перегнувшись, Наталья посмотрела через плечо в упор. Из ведра плеснула на ноги капитану вода. - Извините.

- Ничего... Вода-то хрустальная! Бываете в районе? Мне хочется свидеться...

- Вы все такие, военные? - спросила она, настораживаясь.

- К-какие? - поперхнувшись, проговорил Петр.

- Не успели познакомиться, уже свидание назначаете?

Завьялов нахмурился, глядя себе под ноги.

- Ой, а вы, кажется, и обидчивый! - Она метнула бровями, обнажила в улыбке зубы. И уже на повороте стежки, Щуря глаза от ослепительно-жгучего снега, как бы невзначай Обронила:

- Будет время - приеду...

- Жду вас! - почти шепотом произнес Завьялов и, оттолкнувшись палками, пошел широким, забористым шагом.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Бывают знакомства, которые и радуют и тревожат.

Расставшись с Натальей, Завьялов долго не виделся с нею и все дни тешил и терзал себя ожиданием. В часы службы в военкомате он не находил покоя и, за какое бы дело ни брался, куда бы ни шел, не переставал думать о ней. И чем больше думал, тем сумрачнее и молчаливее становился. Порой он вдруг слышал стук в дверь и радостно вздрагивал: казалось, сейчас откроется дверь, войдет она и скажет, сияя черными глазами: "Это вы? Заждались? Вот я и приехала!"

Но это была игра воображения, после чего Петр всякий раз испытывал досаду. Иногда вкрадывались сомнения, что Наталья пошутила. И все же он надеялся. Непрестанно думая о ней, Петр словно воочию видел еле скрываемое потаенное желание в ее глазах, и уже это давало ему повод утешать себя, что и в ее сердце живут такие же чувства и, видимо, нужно только выждать, чтобы эти чувства окрепли.

Он знал женщин. Еще будучи курсантом пехотного училища, Петр время от времени заводил знакомства, которые кончались как-то легко и просто. Эти встречи рано обрывались, не доставляя ни горечи, ни радости, ни страданий.

Вспыхнула война с белофиннами, и Завьялов уехал на фронт. Под огнем вражеского дота он, пять часов пролежав на снегу, обморозил ноги. С полгода провалялся в госпитале, ему отняли три пальца на левой ноге, а когда излечился, был уже негоден к строевой службе и с тех пор работал в военкомате.

Позднее, перебирая год за годом свою жизнь, он вдруг обнаружил, что стал в летах, и сам себя уже называл убежденным холостяком.

С годами люди делаются осторожными. Во всем. Даже в любви. Так и Петр - он убедил себя, что в его возрасте найти девушку по своему характеру трудно, почти невозможно. А встретилась Наталья, и он ощутил какую-то мучительную радость.

Раньше он редко ездил в родную деревню, а теперь зачастил чуть ли не каждый вечер. Зимняя дорога пролегала через Ивановку, вблизи от дома, в котором жила Наталья, но как ни велико было желание увидеть, не решался вызвать ее или самому зайти в дом. Это всегда, наверное, так: чем сильнее любишь, тем больше стесняешься, говорил он самому себе.

Потом Завьялов стал реже появляться в Ивановке, а если и приезжал, то старался подальше держаться от дома Натальи. "Чего я буду маячить перед окнами, как бельмо на глазу. Неудобно", - думал он и, помимо желания, вовсе перестал заезжать в Ивановку. Правда, окольный путь через заснеженное поле, по речке, скованной льдом, стал труднее, зато спокойнее.

Он уже не надеялся свидеться с Натальей, как однажды, стоя у билетной кассы районного Дома культуры, нежданно увидел ее. Одетая в шубку, она подошла к нему запросто и попросила:

- Возьмите, пожалуйста, и мне билет.

- Вам один? - спросил Завьялов и огляделся: нет ли кого с ней?

- Один, - промолвила Наталья, заметно краснея.

Горячим током прошлось по телу Завьялова волнение. Он только побаивался: поселок небольшой, чуть ли не каждый житель знает его в лицо, и - чего доброго - найдутся злые языки, пустят сплетни. "У нее же муж... Скандала не оберешься, - подумал он. - Лучше, пожалуй, взять билеты отдельно и сидеть на одном ряду, но порознь".

До начала сеанса оставалось мало времени, им не удалось обмолвиться и накоротке. Войдя в зал, капитан хотел было передать ей билет, но она спросила с легкой обидой:

- А вы?..

- Нет, я... Нам, простите, билеты достались разные, - сбивчиво проговорил Петр.

- Можно поменяться, - не глядя на Завьялова, сказала она и обратилась к старичку в пенсне.

- От лучшего никогда не отказываюсь, - заметил в шутку тот и поднялся.

Завьялов сидел, точно прикованный к стулу, в напряжении, не смея шевельнуться. Лишь один раз он как бы нечаянно прикоснулся к плечу Натальи. Она была так поглощена всем, что виделось на экране, что даже не ощутила прикосновения его руки.

Завьялов увидел, как сияют ее глаза, похоже, они горели в темноте.

...На экране что-то двигается, громыхает, как бы переносясь в зал. Война. Подобно туче, заполняют небо самолеты, лавиной движутся серые коробки танков, идет, рубит прусским шагом несметная орда солдат в касках... Все гремит, рокочет... И, глядя, как враг прорывается, зрители невольно тревожатся.

- Откуда такая напасть? Где же наши?

Но вот, словно по мановению магической силы, появляются русские. Из тайных ангаров вылетают навстречу врагу самолеты. Земля, некогда спокойная, волнуемая разливами хлебов, разверзлась и вынесла из своей утробы массу танков, которые несутся будто на крыльях, утюжат врага. Раздвигаются кусты, обнажая бетонные колпаки дотов. Бесчисленные цепи солдат вырастают на пути врага. И неприятельские солдаты опешили, они бегут, они сдаются в плен. Кажется, не прошло и дня, как война кончилась.