Наталья Болотина - Потемкин

Под руководством Потемкина (он занимал пост «главного смотрителя» Мастерской и Оружейной палат до самой смерти) началась работа по приведению в порядок и изучению церковной утвари, образов, уникальных вещей, старопечатных и рукописных книг, некоторые из которых, как свидетельствуют документы, князь брал к себе для прочтения. В 1784 г. выяснилась необходимость создания новой, более полной описи рукописных книг, которая была составлена асессором Новоселовым и охватывала в хронологическом порядке 1103 книги за 1589–1722 гг.

Отличительной чертой Мастерской и Оружейной палат под управлением Потемкина было совершенствование функций государственного хранилища ценностей и зарождение музея «Оружейная палата», что выражалось в увеличении количества посетителей сокровищницы. По несколько часов в день продолжались осмотры «государственных регалий и прочих богатых вещей» знатными персонами, иностранными послами, иногда в сопровождении самого Потемкина. Так, за 11 октября 1775 г. есть запись в журнале о его словесном распоряжении: «чтоб в Мастерской, и Оружейной, и в Грановитой палатах везде очистить для того, что завтрашний день в десятом часу пополуночи изволит смотреть вещей Ее императорское величество». В тот же день должен был быть допущен в палаты и знаменитый архитектор Василий Баженов, для «рисования булав, буздыханов, пернатов, топориков и протчих… вещей». Документы Оружейной палаты сохранили любопытное свидетельство о посещении и осмотре царских сокровищ императором Священной Римской империи Иосифом II, приехавшим в Россию для встречи с императрицей под именем графа Фалькенштейна. «Июня 7 дня, воскресенье, — зафиксировал журнал Оружейной и Мастерской палат за 1780 г., — надворный советник Райкович прибыл пополуночи в 8-м часу и находился в Казенной Мастерской и Оружейной полатах, что в Московском Кремлевском дворце вверху за золотою решеткою, в которую прибыл его светлость генерал-аншеф государственной Военной коллегии вице-президент, Мастерской и Оружейной полат верховный начальник и разных орденов кавалер князь Григорей Александрович Потемкин пополуночи в 9-м часу. И осмотря хранящиеся во оных полатах короны и скипетры, и прочия регалии, и золотую и серебряную посуду, и все вещи, сколько во оных полатах есть, и спрося, все ли в готовности и в тех полатах, кои со оружеными и конюшенными вещми, вышел в Успенский собор, в котором тогда отправлялась Божественная литургия. И по тем и паки во 2-м часу пополудни во оные прибыл с прибывшим в Москву графом Фанкенштейном (Фалькен-штейном. — Н.Б.) ис его свитою, причем были генерал-порутчик и кавалер Михаила Михайлович Измайлов и генерал-порутчик и губернатор граф Остерман, и сенатской обер-прокурор князь Волконский, и прочие генералы и его преосвещенства Платон Московский и Калужский. И как во оных так и в состоящих к Потешному дворцу со оружейными и конюшенными вещми казенных полатах оной граф Фанкенштейн все находящиеся вещи изволил смотреть. И вышли из оных полат пополудни в 3-м часу, и те полаты заперты и запечатаны казенною надвороного советника Райковича печатьми. Определено о том записать в журнал впредь для ведома». Столь важная миссия Г.А. Потемкина лишний раз показывает, насколько сильным было его положение при дворе и сколь велико его участие не только в решении внутриполитических, но и внешнеполитических задач, стоящих перед Российской империей. Посещение Оружейной палаты в сопровождении Потемкина, осмотр хранилища и особенно знаменитой грамоты императора Максимилиана, адресованной русскому царю Ивану III, где он обращался к русскому царю — «цесарь», позволили укрепить союз государств и впоследствии создать антитурецкую коалицию Австрии и России.

Особый интерес проявлял Потемкин к церковным вещам и книгам, находящимся под его «смотрением». Еще в 1774 г. он брал для переделки ризу Чудова монастыря, а находясь во главе Оружейной палаты, князь заботился о сохранности и описании церковной утвари. По предложению Потемкина часть ветхих вещей, которые, по его мнению, «столь обременяют смотрителей, что и взыскать не можно», были розданы по церквям, а для «украшения “большого Успенского собора” из Оружейной палаты отданы образа».

20 декабря 1775 г. Екатерина и императорский двор отправились в Петербург, в Царское Село императрица прибыла в ночь с 23-е на 24-е, причем последние 164 версты от Новгорода она ехала без остановки, разместившись в дорожных почивальных санях; впереди посменно сидели два кавалергарда, а сзади — по два придворных лакея. Уже в конце января 1776 г. в отношениях Екатерины с Потемкиным начался кризис, не оставшийся без внимания сторонних наблюдателей. В это время императрица сближается со своим новым секретарем П.В. Завадовским, рекомендованным именно Потемкиным. Любопытно, что он сумел сделать самостоятельную карьеру уже после окончания фавора: много занимался вопросами просвещения и организацией системы образования, а при Александре I стал первым российским министром образования. Английский поверенный в делах Оак доносит в Лондон в январе 1776 г.: «Императрица начинает видеть в другом свете вольности, которые позволяет себе ее любимец…» Читая переписку Екатерины с Потемкиным за февраль — июнь 1776 г., понимаешь, что это один из самых драматичных моментов, во всяком случае в жизни фаворита: он не раз срывается, угрожая уйти со всех постов, или настаивает на удалении Завадовского. Проявляя поразительное терпение, Екатерина делает все, чтобы сохранить Потемкина в системе власти: «Прочитав, душатка, твои письмы, нетрудно решиться: останься со мною. Политичны же твои предложения все весьма разумные»; и в другом письме: «Когда ни поступки, ни слова не могут служить доказательством, тогда или воображение наполнено пустотою и своенравием, либо подозрением равномерно пустым, как бы то ни было, не имев на сердце, ни за душой оскорбительной для тебя мысли, пребываю в надежде, что бред сей наискоре кончится, чему истинная пора». Надо признаться, Потемкину было чего опасаться: он хорошо знал всемирную и русскую историю, да и видел судьбу Григория Орлова и других. Он мог лишиться всего.

Трагичность ситуации, нерешительность Потемкина и его неровное поведение было замечено многими при дворе. Эти смутные дни в жизни фаворита Екатерина Михайловна Румянцева описывала в письмах к мужу, им небезразлично было положение Григория Александровича при дворе — уйдет он, и неизвестно, чего ожидать от нового фаворита. «…Ты, батюшка, пишешь, чтобы я тебе писала, что найду примечательного, — докладывает фельдмаршалу графу Румянцеву 27 февраля 1776 г. из Царского Села его жена, пристально следящая за придворной жизнью, — истинно сказать, что так мудрено, непонятно здесь видеть, а заочно, чаю, и мудренее кажется. Григорий Александрыч по наружности так велик, велик, что захочет, то сделает. Третьего дня, в вечеру уже это было, на братнином дежурстве, чтобы конную гвардию отдали в команду, что как полк весь этот опустился. Это было поутру, что дала приказ писать, а там остановили, опять в вечеру послали, а многие уверяют, что горячность уже прошла, та, которая была, и он совсем другую жизнь ведет; вечера у себя в карты не играет, а всегда там прослуживает, у нас же на половине такие атенции в угодность делает, особливо по полку, что даже что на покупку лошадей денег своих прислал 4000 р., и ходит с представлениями, как мундиры переменять и как делать и все на апробацию. Вы его бы не узнали, как он нонеча учтив предо всеми. Веселым всегда и говорливым делается, видно, что сие притворное только; со всем тем, чего бы он ни захотел и ни попросил, то, конечно, не откажут». Потемкину не только не отказывали в просьбах, но Екатерина искала всяческие способы, чтобы смягчить горечь разрыва. 2 мая 1776 г. она писала русскому посланнику в Варшаве графу Стакельбергу: «Желая отблагодарить князя Потемкина за заслуги, оказанные им государству, и намериваясь предоставить ему герцогство Курляндское», далее следовала инструкция императрицы о том, как довести дело «до объявления герцогского стула вакантным». Но проект этот так и не был реализован.