Маргарита де Валуа - Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы

По прошествии времени мы прибыли в Сен-Жермен, где надолго задержались по причине болезни короля [310]. В этот момент мой брат герцог Алансонский прилагал всевозможные усилия и искал пути доставить мне удовольствие, рассчитывая на обретение такой же дружбы, которая связывала меня с королем Карлом. В связи с тем, что детство свое он провел почти вне двора, до недавних пор мы мало с ним виделись и не испытывали большой родственной привязанности. Наконец, убедившись, что он проявляет ко мне только услужливость, покорность и преданность, я решила, что буду любить его и принимать близко все его интересы, однако при том условии, что наша дружба не нанесет вреда моим обязательствам в отношении короля Карла, моего доброго брата, которого я почитала превыше всего. Герцог Алансонский продолжать благоволить ко мне, изъявляя добрые чувства, вплоть до своей кончины [311].

Все это время болезнь короля Карла усиливалась день ото дня, и гугеноты непрестанно получали об этом вести, продолжая вынашивать планы бегства от двора моего брата герцога Алансонского и короля моего мужа, и о которых на этот раз я ничего не знала [312]. Однако Богу было угодно, чтобы Ла Моль открыл заговор королеве моей матери незадолго до того момента, когда гугенотские [55]отряды должны были достигнуть Сен-Жермена [313]. Мы вынуждены были отбыть в два часа после полуночи, поместив короля Карла на носилки, и отправиться в Париж [314]. Королева моя мать пригласила в свою карету моего брата и короля моего мужа и обращалась с ними намного мягче, чем прежде. Когда король достиг Венсеннского леса, он запретил покидать Венсенн этим принцам, исполненный все возрастающей горечью от этого зла и новыми известиями, которые вселяли в него все большее недоверие и недовольство герцогом Алансонским и моим мужем [315]. Я уверена, что всему произошедшему весьма поспособствовали ухищрения тех, кто постоянно желал сокрушить наш дом [316].

Подозрения короля зашли так далеко, что господа маршалы де Монморанси и де Коссе были взяты под стражу и препровождены [56]в Венсеннский лес [317], а Ла Моль и граф де Коконнат расстались с жизнью [318]. Видя, что дела обстоят таким образом, было принято решение послать специальных уполномоченных Парижского парламента, чтобы выслушать объяснения моего брата и короля моего мужа. Рядом с моим мужем не было никого, кто мог бы ему дать нужный совет, и он попросил меня письменно изложить, что ему надлежит ответить, причем так, чтобы сказанное не нанесло вред ни ему самому, ни кому другому. Господь помог мне составить документ таким образом, что он остался доволен, а уполномоченные удивились, насколько хорошо подготовлен ответ [319]. Видя, что после смерти Ла Моля и графа де Коконната мой брат и мой муж пребывают в опасении за свои жизни, я решилась, пользуясь своей близостью к королю Карлу, который любил меня более всех на свете, помочь их спасти и освободить, даже ценой своей судьбы. Так как я беспрепятственно покидала и возвращалась в замок, гвардейцы не могли ни досматривать мою карету, ни просить [57]приоткрыть маски сопровождавших меня дам, поэтому, переодетый в одну из моих фрейлин, кто-то из них двоих мог бежать таким путем. Дело в том, что они не могли это сделать вместе, поскольку охрана была повсюду, но достаточно было одному обрести свободу, чтобы гарантировать жизнь другому. Они, однако, никак не могли договориться, кто же из них должен занять место в карете, не желая более оставаться [в Венсенне], в результате чего мой замысел расстроился. Между тем, Господь избавил всех от опасности, но самым печальным для меня образом, ибо призвал к себе короля Карла – единственную надежду и поддержку в моей жизни, брата, который дарил мне только добро и который всегда защищал меня от преследований моего другого брата – герцога Анжуйского, как это было в Анжере, и оберегал, и давал совет. Одним словом, с его кончиной я потеряла все, что могла потерять [320].

После этой катастрофы, обернувшейся несчастьем для Франции и для меня, мы отправились в Лион встречать короля Польши, который по-прежнему находился под влиянием Ле Га, остававшегося источником злых дел [321]. Прислушиваясь к губительным наветам этого человека, которого он оставил во Франции представлять свои интересы, король Польши впал в крайнее негодование по поводу моего брата герцога Алансонского, считая подозрительным и нетерпимым его союз с королем моим мужем и полагая, что именно я явилась главным связующим звеном, поддерживающим их дружбу [322]. Он решил, что самый лучший способ их разлучить – поссорить нас всех посредством мадам де Сов, которую в то время [58]оба они обхаживали: с одной стороны, направив ее усилия на ухудшение моих отношений с мужем, а с другой – на поддержание большой ревности друг к другу у обоих принцев [323]. Этот отвратительный замысел, источник и причина стольких бед, трудностей и горя, от которых потом пострадал и мой брат, и я сама, был претворен в жизнь с изрядной злобой, хитростью и умением, – так, как и было задумано [324].

Некоторые люди уверены, что Господь Бог особо покровительствует великим людям, чей разум отличен от других своим блеском, и посылает им для этого добрых гениев, упреждающих их о предстоящих событиях, плохих или хороших. Королеву мою мать определенно можно считать принадлежащей к их числу, и тому есть множество примеров. Так, в ночь перед злосчастным турниром ей приснилось, как она видит покойного короля, моего отца, раненного в глаз, что и произошло в действительности; пробудившись, она несколько раз умоляла его не принимать участия в поединке и удовольствоваться только зрелищем состязания [325]. Но неотвратимое предзнаменование не позволило воспользоваться этим советом и даровать благо нашему королевству. Всякий раз, перед тем как потерять одного из своих детей, она видела [во сне] огромное пламя, и при этом внезапно вскрикивала: «Господи, сохрани моих детей!» Вскоре она получала печальное известие об утрате – то, что ей уже было предсказано.

Во время ее болезни в Меце, где она подхватила чумную лихорадку и покрылась язвами, впав в крайне тяжелое состояние [326](случилось это по причине посещения ею женских монастырей, которых было много в этом городе и которые уже были к тому моменту поражены этой заразой), Бог чудесным образом спас ее, возвратив в прежнее состояние, в котором она так нуждалась (благодаря умению ее медика господина Кастелана, нового Эскулапа, [59]который тем самым представил доказательство своего великолепного искусства). Когда она находилась в беспамятстве (и вокруг ее ложа собрались король Карл, мой брат, моя сестра герцогиня Лотарингская и ее муж [327], многие чины Королевского совета, знатные дамы и принцессы, которые, оставаясь при ней, уже не питали надежду на ее исцеление), не приходя в себя, [вдруг] воскликнула, словно увидела перед собой битву при Жарнаке: «Смотрите, как они бегут! Мой сын одерживает победу! Ах, Боже мой, поднимите же моего сына, он – на земле! Смотрите, смотрите на эту шеренгу, принц де Конде мертв!» [328]Все присутствовавшие при этом верили, что она бредит и переживает, зная, что мой брат герцог Анжуйский в это время дает сражение. Однако когда следующей ночью господин де Лосc привез ей весть о победе как наиболее желанную вещь (за что рассчитывал получить вознаграждение), она ему сказала: «Вы напрасно меня разбудили ради этого. Мне все хорошо известно. Я уже видела сражение прошлой ночью» [329]. Тогда все поняли, что слова ее были не следствием болезни, а особенным знаком, которым Господь отмечает известных и избранных людей. История сохранила для нас ряд подобных примеров, начиная с античных язычников, таких как призрак, явившийся Бруту [330], и многих иных, о чем я не собираюсь писать, поскольку моим [60]намерением является не украшение этих Мемуаров, а единственно правдивое повествование и скорое окончание моих воспоминаний с тем, чтобы Вы быстрее их получили.