Коллектив авторов - Пермские чекисты (сборник)

Но с победным маем война для него не закончилась. После учебы в школе контрразведки он продолжал сражаться с бывшими фашистскими пособниками, полицаями, бандитами из националистских формирований, с убежденными антисоветчиками и продажными, платными агентами иностранных разведок, другими тайными и явными врагами Советского государства.

Как человек, не раз смотревший смерти в глаза, Курганов любит жизнь, любит людей, верен фронтовому братству и чекистской дружбе, ненавидит все, что мешает людям и жизни, миру на земле. И борется с тем, что ненавидит, — так, как с анонимщиком Кротовым, с бандитом Стрейкусом.

Опознанный Вакшаускасом, тот был арестован литовскими чекистами в Каунасе. С помощью западных разведок Стрейкус сумел легализоваться, даже пробрался в партию. Присвоив чужую биографию, он пробился на руководящую должность, нахально разъезжал по республике и за ее пределами, собирал нужную закордонным хозяевам информацию.

Верховным судом республики за все свои злодеяния Антанас Стрейкус был приговорен к исключительной мере наказания. Вакшаускаса осудили тоже сурово, однако учли явку с повинной и помощь в задержании Стрейкуса...

А Петр Абрамович Курганов и сейчас продолжает свое дело. О всех, разработанных и проведенных им и его товарищами операциях, не расскажешь. Да и сам он, встречаясь с молодежью, выступая в рабочих коллективах, не любит говорить о себе. Он рассказывает о друзьях-товарищах, о подвигах их — на границе, на полях сражений Великой Отечественной, в мирное время, о высоком призвании человека — служить своей Отчизне.

Поседевший, крепкий, надежный, не утративший прекрасного умения улыбаться, Петр Абрамович Курганов знает и рассказывает многое. Только не о себе. А жаль! Ведь вся судьба, вся жизнь полковника Курганова, на мой взгляд, — цельная, целенаправленная, без кривулин, — может быть для молодежи истинным примером честного служения своему делу, своему народу...

Пышминцев пришел домой в шестом часу вечера, чтобы, наскоро перекусив, поспать час-другой и снова исчезнуть, теперь уже до двенадцати. Едва он появился, жена проворно накрыла на стол, показала, где что взять, собрала детей и вышла с ними на улицу. Иван остался один. Первым делом он снял пиджак, галстук и, пройдя на кухню, напился из-под крана холодной воды. В кухне на подоконнике спала кошка, в окно светило теплое августовское солнце, в многолюдной коммунальной квартире было необычно тихо. Это время — с пяти до восьми — предназначалось для отдыха, и в каждой из трех семей старались оберегать покой. Заботы, проблемы, режим были здесь общими...

Иван вернулся в комнату, сел за стол, похлебал супу, но вскоре отложил ложку. Есть не хотелось. Он рассеянно заглянул в газету, попробовал читать, но смысл написанного не доходил до сознания. Пышминцев вздохнул, закурил. Подобное состояние он порой испытывал на фронте. Так бывает у солдат, только что вышедших из боя и внезапно попавших в спокойную обстановку. Казалось бы, наконец-то можно расслабиться, отдохнуть, а человек напряжен, перед глазами стоит край окопа, в ушах звучат взрывы, слова команд... А если знаешь, что вот-вот опять идти в бой, то тут заставить себя отдыхать можно лишь усилием воли. Иван встал, прошел в ванную, ополоснул лицо и шею водой, а потом все-таки сел за стол и быстро доел остывающий обед. Жена готовила, старалась — нельзя обижать.

Первое время, когда они переехали в Пермь и Пышминцев был принят на службу в управление МГБ, жена удивлялась и порой даже негодовала: «Что у вас там, каждый день — ЧП? Катастрофа? Поезда идут под откос, заводы взрываются? Неужели нельзя спокойно, как все люди, работать? Ведь не война же!» Потом она привыкла и уже ни о чем не спрашивала, только изредка печально вздыхала, встречая мужа далеко за полночь. Да и о чем тут спрашивать, если все три семьи, обитавшие в этой большой коммунальной квартире, жили одинаково: мужья-чекисты работали от зари до зари, вечером забегали на три часа домой и снова исчезали до ночи. В одиннадцать часов вечера, например, замначальника управления только начинал принимать доклады, и это, конечно, не было его личной прихотью. Такой режим работы диктовала сама обстановка, которую можно было просто и ясно охарактеризовать так: война для чекистов не кончилась.

Иван лег на диван, развернул газету. 24 августа 1951 года, пятница... Стахановская вахта горняков в честь Дня шахтера... Седьмая годовщина со дня освобождения Румынии Советской Армией... Торжественное собрание в Бухаресте, речь главы советской делегации Ворошилова... Взгляд Пышминцева оживился. Надо же, прошло, оказывается, уже ровно семь лет с тех августовских дней 1944 года, когда их полк стоял возле румынского города Ботошани, закрывая путь отходящим на запад немецким частям, разбитым в Ясско-Кишиневской операции. То были памятные для Пышминцева дни. Однажды ночью вдруг поднялась бешеная стрельба, суматоха — как потом выяснилось, фашистская группировка пыталась выйти из окружения через расположение их полка. Пышминцев не растерялся, организовал отпор, а потом возглавил преследование врага... Немцам не удалось прорваться. Пышминцеву тогда был вручен орден. Потом были бои за Плоешти, Брашов, Дебрецен, порой полк нес тяжелые потери, но все равно они уже тогда чувствовали себя победителями — может, потому что были молоды, полны жизни, ждали конца войны... Даже, помнится, иногда на отдыхе играли в футбол. И не странно ли: сейчас, через шесть лет после победы, ему абсолютно не до футбола, загружен так, что некогда отдохнуть, побыть с семьей. И никому не объяснишь, не расскажешь, чем таким важным занят с утра до ночи старший лейтенант контрразведывательного отдела Пышминцев. Ведь для большинства людей слова «разведка», «контрразведка», «вражеский агент» навсегда ушли вместе с войной в прошлое, а если и остались, то лишь в книжках «про шпионов». Для него же все это — сегодняшний день, будничная реальность, требующая повседневного труда, предельного напряжения умственных и физических сил.

Начиная с 1945 года сюда, на Урал, хлынул поток репатриированных — тех, кто в годы войны оказался за границей, на территории фашистской Германии, союзных с нею государств и теперь был возвращен на родину. Впрочем, Пышминцев знал: высокое слово «Родина» для многих из этих людей было неприменимо. Среди репатриантов было немало тех, кто предал нашу страну и даже выступил против нее. Со всеми этими людьми предстояло здесь тщательно разобраться, установить обстоятельства их пребывания по ту сторону фронта. На это уходили годы. Особенно трудным представлялось выявление бывших агентов германской разведки. Прошедшие обучение в гитлеровских разведшколах, эти люди знали конспирацию и умело скрывали свое прошлое. Дождавшись, когда истечет срок назначенного им наказания, они могли покинуть Урал, так и не ответив сполна за свою преступную деятельность. А кое-кто мог и продолжить ее...