Валериан Альбанов - На юг, к Земле Франца-Иосифа!

Завтрашний день, пожалуй, уйдет на приведение в исполнение нашего плана, а тем временем мы посмотрим, как подобраться к полынье и нельзя ли по ней поплыть. Сейчас, когда я пишу этот дневник, говорят, что полынья разводится и слышен шум прибоя. Ну, насчет прибоя-то «ах, оставьте». Не поверю.

Стоим и приводим в исполнение вчерашний план. Дует О ветер, балла 4–5. Облачно. Попробовали бросить наш лот, но дна не достали, вытравив более 100 сажен. Но надо сказать, что груз к линю подвешен небольшой, из опасения порвать наш линь, и вследствие этого он показывает не прямо вниз, а несколько наклонно на ветер.

Целый день ищем или обхода полыньи, или подхода к ее воде, но пока поиски безуспешны. Проклятая полынья. К ней положительно нельзя подступиться ни пешком, ни на лыжах, ни на каяках. Лед поломан на громадное расстояние и вправо, и влево. И вчера, и сегодня я выкупался, стараясь на лыжах перейти через многочисленные трещины и каналы. Вдали видна вода этой полыньи и, действительно, слышно нечто очень похожее на шум прибоя, но вместе с тем лед не колышется и вода не производит впечатления очень большой, по крайней мере издали. С высокого ропака, вдали за этой полыньей, вчера я видел еще такую же полынью. Может быть, на S нас ожидает целый ряд полыней. Погода по-прежнему пасмурная и солнца нет. Вот уже 19 дней, как я не имею возможности определиться, и вопрос, где мы, куда нас несет, подвигаемся ли мы хоть немного на S, сильно интересует меня.

Сегодня посчитал провизию: оказалось, что у нас осталось сухарей 520 фунтов. При расходе таком же, как сейчас, нам этих сухарей хватит на месяц. Можно бы, конечно, сократить выдачу, если бы наша охота была удачнее, но пока этого нет. Полыней мы встречаем много, но тюленей уже несколько дней не видим даже издали. Про медведей и говорить нечего. Неужели эти животные не водятся здесь? Но ведь следы их мы видели неоднократно, куда же медведи подевались? Иногда одиночками, парами и тройками пролетают белые чайки и глупыши. Были нырки, но теперь они стали редки. Принимая во внимание все это, я невольно начинаю опасаться за будущее.

Конечно, за месяц может произойти очень многое: мы можем подвинуться значительно на S или SW, так как и N и NO ветра у нас преобладают; мы можем, наконец, встретить хорошую попутную полынью, по которой движение будет быстрее, наконец, мы можем убить медведя.

Сейчас подсчитал вес груза, который теперь придется на каждую нарту, и вышло приблизительно около 6 пудов, не считая веса каяка и нарт. Это не так уж много, и если будет сносная дорога, то такой груз два человека везти могут.

Сейчас разведчики пошли на W посмотреть, нет ли там обхода полыньи. Глаза болят у нас у всех ужасно, а у Луняева болит еще, кроме того, нога, до невозможности терпеть боль. Вот еще напасть! Неужели и его придется класть на нарты? Часов около 10 вечера вернулись разведчики и сообщили, что, пожалуй, удастся обойти полынью или, по крайней мере, с некоторым затруднением переправиться через нее. Ходившие видели трех нырков и одного глупыша.

Ветер SO, балла 4.

Продолжает дуть SO ветер, балла 4–5. По-прежнему облачно и пасмурно. Часов в 11 утра снялись и пошли к найденной вчера переправе, находящейся в расстоянии около версты от стоянки. Сначала везли нарты по два человека, но скоро дорога стала хуже и пришлось, волей-неволей, приняться за старое, т. е. запрягаться по 4–5 человек. Придя к месту, наименее изрезанному трещинами и каналами, мы убедились, что их развело, лед переставило и подобраться к полынье нет никакой возможности.

Поставили палатку, напились чаю, и я со Шпаковским пошли искать обхода полыньи дальше на W. Обход, кажется, нашли, плохонький, конечно, но до завтрашнего утра решили еще постоять: слишком болят глаза. Кажется, что обойдя полынью, мы встретим хорошую дорогу. Давай бог! А солнца все нет, как нет; вот уже двадцатый день не могу определиться, где мы.

Луняев совсем превращается в развалину: болела у него нога, заболели глаза, а сегодня он сообщил, что и вторая нога у него стала болеть. Ох, придется, кажется, его везти на нартах, похоже на это. Когда же это будет, наконец, земля, хотя какая-нибудь, голая, неприветливая земля, которая только бы стояла на месте, на которой мы не опасались бы ежеминутно, что нас относит на север, на которой можно бы охотиться?

Наконец-то нам удалось обойти проклятую полынью. Но что это был за обход! Что это бы за дорога! Тащили нарты по шесть, по семь человек каждую, расчищая и прокладывая дорогу и топорами, и гарпунами. Но так или иначе, а полынью обошли и вышли на ровную-ровную поляну, покрытую нетолстым слоем крепкого снега. По этой-то дороге потащили нарты по 2 человека каждую.

А все же и по этой дороге тяжело так идти, но мы, хотя и медленно, но тащимся и тащимся вперед, а сознание того, что полынья осталась, наконец, позади и, главное, что не придется возвращаться назад за остальными нартами – значительно прибавляет нам силы.

Прошли мы за день верст 6, и целый ряд трещин и каналов опять преградил нам путь. Удивительно поломан лед. Через часть каналов переправились мы сегодня, но и на завтра их еще осталось за глаза довольно. Скверно, что хотя полыней мы видим много, да и впереди их кажется достаточно, судя по «водному» небу кругом, но эти полыньи или запорошены, или во многих местах зажаты, или покрыты мелкобитым льдом и шугой. Плыть по ним положительно нельзя. Да и тянутся они в большинстве случаев с востока на запад. Через эти полыньи и переправляться-то трудно: ни пешком, ни вплавь.

Лед, безусловно, сильно переменился за время нашего шествия. Нет уже многолетних ропаков, и годовалый лед со старым крупным торосом даже стал редко попадаться. Большею частью попадающийся нам лед молодой: от нескольких дюймов до фута или полутора фут толщиной. Торосы этого молодого льда состоят из мелких синих обломков и издали очень красивы. Иногда тянутся целые длинные валы, саженей до двух вышиною, из мелких ровных синеватых кусков, напоминающих груды сахара. Сегодня видели на очень тонком льду много песку и глины.

Летают чайки, но мало, видели одного тюленя. Отчего тюленей стало так мало?

Сегодня, идя по следам Луняева, я обратил внимание, что он плюет кровью. Догнав его, я осмотрел его десны и нашел, что у него цинга, безусловно.

Одно средство было у меня для борьбы с этой болезнью – это движение. Ну, положим, могу еще давать хины. Так и буду делать: тянуть нарты он не может уже несколько дней; пусть ходит каждый день на разведку и выбирает получше дорогу.

Плохо дело обстоит у меня по «компасной части». Большой обыкновенный компас давно уже окончательно и безнадежно поломался, и я его даже выбросил. Другой, спиртовой, тоже испортился. Стекло его, поставленное на судне и выточенное на точиле, лопнуло, и спирт вытекает. Камень в топке лопнул, должно быть, от постоянных толчков, картушка стоит криво и все время застаивается. Пробовал его сегодня починить, но успеха не добился. Большею частью пользуюсь часами и солнцем, когда оно есть, и маленькой компасной стрелочкой на моем бинокле.