Иван Кулаев - Под счастливой звездой

Но «провинциал» не оправдал возлагавшихся на него ожиданий. Я был не труслив и ответил в Министерство иностранных дел и премьер-министру Коковцеву, что защиты себе не ищу и прошу русскому делу не мешать; доказательства, относящиеся к моим правам на прииск, представлю при личном приезде моем в Петербург.

Кстати добавлю, что никаких протестов со стороны китайского правительства, в течение четырех лет спокойной налаженной работы на приисках, ко мне не поступало.

Месяца через три после отправления ответной телеграммы я поехал в Петербург и посетил Министерство иностранных дел. Отправившийся доложить о моем приходе министру дежурный чиновник, вернувшись, передал мне просьбу Г. А. Казакова предварительно заглянуть к нему, что я и сделал. Казаков сразу же подчеркнул, что он передает мне подлинные слова министра. Министерство не может поддержать меня в моей работе на приисках, во избежание осложнений с Китаем. Деньги, вкладываемые в это сомнительное предприятие, затрачиваются мной впустую. И еще много неосновательных, детских доводов счел нужным привести господин Казаков. Расставаясь с ним, я сказал, что, хотя он и передавал слова министра, от которого я, быть может, ничего нового не услышу, я все же продолжаю настаивать на личном свидании с министром; если он откажет мне, то никто, по крайней мере, не упрекнет меня, что я не хотел работать под покровом и защитой русского правительства.

В тот день министр был занят, и Казаков обещал известить меня по телефону о дне аудиенции. Уходя, я оставил Казакову, для передачи министру, докладную записку, где обрисовал истинное положение дел. На следующий же день, в 3 часа, мне был назначен прием.

Министр Сазонов, оказавшийся очень приятным человеком, любезно встретил меня и долго беседовал со мной о деле, но в общем повторил слова Казакова. На вопрос мой: «А вы читали мою докладную записку, ваше высокопревосходительство?» — Сазонов с некоторой заминкой дал утвердительный ответ, но впечатление мое было таково, что он всецело положился на суждения Казакова. Когда Сазонов провожал меня из кабинета в зал, я между прочим обронил фразу:

— Искать защиты своих прав здесь, в Петербурге, мне больше не у кого. Поеду завтра за границу, в Германию, и попробую передать свой договор немцам. Возможно, что немцы, через свое правительство, смогут легализовать этот договор.

Это заявление мое заставило Сазонова призадуматься, и он предложил мне отложить поездку за границу дня на три, пока он разберется в деле и даст окончательный ответ. Не ожидая все-таки ничего положительного с этой стороны, я направился к премьер-министру Коковцеву со своей докладной запиской, где подробно останавливался на значении для России края, в котором я пытался развивать свою деятельность. Я сказал Коковцеву:

— Я — человек состоятельный, вы меня знаете. На свое дело в Барге я затратил пока небольшие деньги, всего пятьдесят тысяч рублей, и потеря их для меня, при моем денежном состоянии, конечно, несущественна. Не мог же я, разумеется, думать, что из-за моих личных мелких интересов в этом крае Россия вступит в какие-либо осложнения с Китаем. Я только указываю на богатства края и чрезвычайно выгодное положение его в стратегическом отношении. Сама природа позаботилась защитить этот край с востока и юга высочайшим, поросшим лесом Хинганским хребтом, образовавшим неприступную крепость. Вам все это должно быть известно, так как вы лично осматривали места, о которых идет речь, во время посещения вами Харбина, и вы должны прекрасно учитывать, какое значение в будущем приобретет этот незначительный кусок территории.

Далее я рассказал Коковцеву истинную причину, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, и назвал заинтересованных лиц.

Коковцев слушал внимательно и как будто сочувственно. Заканчивая аудиенцию, он сказал:

— Прошу вас еще раз побывать у министра Сазонова и повторить ему все, что вы сказали мне.

— Но, ваше высокопревосходительство, я это уже сделал, и даже в более подробной форме. Ваше внимание я не осмелился задерживать долго, зная, как много людей добиваются свидания с вами.

— И все-таки попытайтесь увидеться с Сазоновым и передайте ему, что вы действуете согласно моему желанию.

Ровно через два дня произошло мое второе свидание с Сазоновым. Он, не ожидая объяснений с моей стороны, начал излагать свои планы на ближайшее будущее. Я мог только сказать:

— Я не дипломат, ваше высокопревосходительство, но хорошо знаю условия жизни пограничного русского населения, в основной массе своей состоящего из казачества, и могу утверждать, что осуществление ваших планов встретит искреннюю признательность и благодарность с его стороны и одновременно послужит хорошей защитой от грозящих в будущем опасностей.

Беседа наша приняла интимный характер. Прощаясь со мной и пожимая мне руку, Сазонов сказал:

— Мешать вам в вашем деле не будем.

После Русско-японской войны, закончившейся неожиданным для России финалом, в правительственных кругах появилась тенденция бить отбой от Маньчжурии, не считаясь с потерей сотен миллионов русских денег, затраченных на постройку дороги и городов. При такой политике правительства мы, частные предприниматели, оказались в ролях козлов отпущения. Правительство своими намерениями как бы заявляло, что нам нужно «играть назад»: бросать все наши предприятия в Маньчжурии и заняться развитием промышленности на Дальнем Востоке. Но что было делать там русским мукомолам, в частности нашей владивостокской мельнице, перерабатывавшей в год до 3 миллионов пудов пшеницы, если наше отделение в Никольск-Уссурийске с трудом закупало сто вагонов местной пшеницы да прочим мельницам удавалось приобрести не более двухсот вагонов, а остальные миллионы пудов перерабатываемой на мельницах пшеницы ввозились из Маньчжурии и кормили весь край.

Когда в Харбине остановился ненадолго, на обратном пути с Дальнего Востока в Петербург, бывший томский губернатор Н. Л. Гондатти, который должен был быть назначен приамурским генерал-губернатором, руководители «Русского мукомольного товарищества» предложили ему посетить и осмотреть принадлежавшие товариществу мельницы. В предприятии этом, кроме штата, сплошь состоявшего из русских служащих, были заняты еще 100 человек русских рабочих. Мы пытались доказать будущему начальнику Приморского края, мнение которого должно было иметь решающее значение в Петербурге, что у правительства не имеется никаких достаточных оснований для немилости в отношении русского производства в Маньчжурии. Обычно заграничные предприятия, находящиеся в аналогичных с нашими условиях, пользуются поддержкой своего государства, и меньше всего им надо ждать препятствий с его стороны. Гондатти сделал вид, что он вполне разделяет наши мнения, и сказал, что не забудет, где нужно, об этом напомнить, но в действительности вышло не так.