Феохарий Кессиди - Гераклит

Создается впечатление, хотим мы того или нет, что Гераклит был своего рода незадачливым комбинатором или, пожалуй, политическим интриганом. Горя желанием «развернуться» на политической арене Эфеса, он начал с того, что отрекся от звания басилевса, затем решил уговорить «оппортуниста» Меланкому сложить с себя власть и, наконец, предпринял энергичные шаги, чтобы поставить у власти «своего» человека. Но эта затея провалилась, возможно, потому, что эфесяне вовремя разгадали его, Гераклита, маневр и своекорыстные замыслы и изгнали его ставленника — Гермодора.

В своих поисках недостающего исторического материала из жизни Гераклита С. Н. Муравьев, на наш взгляд, чрезмерно увлекся и выдвинул излишне рискованные догадки. То же касается и версии С. Н. Муравьева о мотивах изгнания Гермодора, согласно которой эфесяне, почуяв в лице Гермодора «угрозу новой тираннии», не доверились «аристократу Гермодору, который к тому же явно стремился ограничить их неумеренную роскошь и запретить им кое-какие слишком грубые средства обогащения…» (там же, 20). К такого рода выводам С. Н. Муравьев приходит на основании комбинирования псевдогераклитовских писем (сочиненных около I в. н. э.) и высказываний Гераклита (фр. В 29 и В 125 а). Далее С. Н. Муравьев утверждает, что Гермодор и Гераклит считали борьбу с варварами бессмысленной. Но коль скоро Гермодор и Гераклит столь трезво оценивали обстановку, даже, по мнению Муравьева, «противились… действиям Эфеса на стороне восставших ионийцев» (там же), то спрашивается, почему Гермодору и Гераклиту в столь неподходящий момент надо было превозносить древний «кодекс чести» [4] По словам Муравьева, «партия» Гермодора — Гераклита, состоявшая из представителей обедневшей аристократии, пеклась «не столько о собственном благополучии, сколько о разумной кодификации политической жизни, которая бы положила конец всем эксцессам и возродила бы древний „кодекс чести“: воинскую доблесть (Эфес явно спасовал перед персами)» (44, 20–21). Далее, однако, мы читаем: «…Гермодор и Гераклит, видимо, противились каким-либо действиям Эфеса на стороне восставших ионийцев… Это не значит, конечно, что Гермодор и Гераклит были убежденными персофилами. Просто, учитывая обстановку, они считали борьбу с варварами бессмысленной» (там же, 21). . Зачем этим «персофилам», хотя и не очень «убежденным», понадобилось во время восстания ионийцев призывать к воинской доблести? Выходит, что ионийские полисы, не посчитавшиеся с обстановкой и поднявшие восстание против Персии, возрождали древний кодекс чести на деле, а Гермодор и Гераклит, противодействовавшие поддержке повстанцев эфесянами, стремились возродить тот же кодекс, но только… на словах (чего же еще следовало ожидать от расчетливых «оппортунистов»?).

Если уж говорить о человеке, который, «учитывая обстановку», считал борьбу (восстание ионийских полисов) против великой и могущественной Персии бессмысленной и безнадежной, то о нем нам говорит Геродот (V 36). И этим человеком был не Гераклит, а милетский историк (логограф) и географ Гекатей, тот самый Гекатей, которого Гераклит относил к числу тех, кого «многознайство» не научило уму (В 40).

Едва ли не единственным лицом, о котором эфесец отзывается с похвалой (В 39), был Биант — мудрец из Приены, который, согласно Геродоту (I 170), во избежание персидского порабощения предложил всем ионянам переселиться на о. Сардон (Сардиния) и основать там общий город-государство. Современный греческий ученый К. Георгулис (см. 77, 1007), касаясь вопроса об антиперсидских настроениях Гераклита, ссылается на его хвалебную оценку Бианта, а также на отрицательный смысл, который философ вкладывает в слово «варвар» во фрагменте В 107.

Вполне естественно предположить, что, за исключением тираннов — ставленников персидского царя, все население греческих полисов (независимо от принадлежности к аристократической или демократической партии) тяготилось персидским господством.

Все попытки установить роль Гермодора в истории Эфеса и причины его изгнания пока не дали никаких результатов; и мы в сущности не располагаем никакой заслуживающей доверия информацией, кроме той, которая идет от самого Гераклита: «Следовало бы всем взрослым эфесцам удавиться и оставить город подросткам, ибо они изгнали Гермодора, мужа меж них наиполезнейшего, сказав: „Пусть не будет среди нас ни один наиполезнейшим, а если такой найдется, да будет он на чужбине и с чужими“» (В 121).

В поисках ответа на вопрос о причинах изгнания Гермодора (вероятно, посредством остракизма) ряд исследователей (например, Маркович, см. 102, 70, 251) предполагают, что Гермодор, возможно, претендовал на единоличное правление, о чем с некоторой долей уверенности можно заключить из демократически звучащей мотивировки изгнания: «пусть не будет среди нас ни один наиполезнейшим» (т. е. пусть ни один из граждан не будет единоличным правителем, даже если он пользуется наибольшим влиянием и в этом смысле является «наиполезнейшим»). В этой связи исследователи обращают внимание на высказывания Гераклита (В 33, В 49), в большинстве случаев одобряющие единоличную форму правления. Как бы там ни было, само изгнание Гермодора могло произойти в условиях демократии.

Демократический строй в Ионии первой четверти V в. восстанавливался трижды: в 499 г. Аристагором ( Геродот V 37), в 492 г. Мардонием ( Геродот VI 43) и в 478 г., когда ионийские полисы были освобождены от персидского ига в ходе греко-персидских войн. Каждая из этих дат, к которой можно приурочить изгнание Гермодора, представляется одинаково вероятной, хотя обычно ученые, исходя из того что демократия в Эфесе могла полностью восторжествовать лишь после освобождения Ионии от персов, отдают предпочтение последней, т. е. 478 г. Несомненно только одно: упомянутый отрывок В 121 и само сочинение Гераклита были написаны в то время, когда впечатления от изгнания Гермодора оставались еще свежими.

Резко отрицательная реакция на изгнание Гермодора — не единственный случай, говорящий о неладах Гераклита со своими согражданами. Вот что мы читаем во фрагменте В 125 а: «Да не покинет вас богатство, эфесяне, чтобы видно было (букв.: „чтобы вы были изобличены“ в том), насколько вы порочны».

Диоген Лаэртский (ДК А 1, 3) передает, что Гераклит, удалившись в храм Артемиды, стал играть в бабки с детьми; эфесянам же, заставшим его за этим занятием, он ответил: «Чему вы, порочнейшие, удивляетесь? Разве не лучше заниматься этим, чем среди вас вести государственные дела?» У Диогена же (ДК А 1, 2) сказано, что философ отклонил требование эфесян составить для них законы на том основании, что у них укоренилось «дурное правление». Если за этими легендами скрывается какое-то зерно исторической правды, то оно сводится, пожалуй, к следующему: Гераклит, как и все мыслители периода греческой классики, был прежде всего политическим деятелем; находясь в гуще государственной и общественной жизни Эфеса, он проявлял живой интерес к социальным переменам и политическим событиям своего времени. Словом, Гераклит был «полисным» греком, а это значит — «прирожденным» политиком. Вполне возможно, однако, что неудачи на политическом поприще, гнев и досада на своих сограждан заставили его (по всей вероятности, в зрелом возрасте или в конце жизни) уйти с политической арены и отказаться от участия в государственных делах.