Геннадий Алексеев - Неизвестный Алексеев. Неизданные произведения культового автора середины XX века (сборник)

Столица прусского королевства, богатый купеческий город, стоявший века, превратился в пустырь, заросший чертополохом.

«По воле одного маньяка… неизмеримые страдания… груды развалин…»

Ложь. Психоз овладел всей нацией. Кенигсберг держался до последнего и пал незадолго до падения Берлина, когда Германия уже перестала существовать. Исступленная ярость овладела и осаждавшими, и оборонявшимися. Потом, когда все было кончено, среди дымящихся развалин собирали трупы русских и немцев. Русских похоронили в центре города и позже воздвигли над братской могилой большой обелиск. Немцев неизвестно где похоронили.

Королевский замок горел: серый камень, которым облицованы стены, оплавился. Железобетонное перекрытие висит на прутьях арматуры. Тут же, рядом с руиной, стоят танки Т-34, на их башнях белой краской написаны лозунги: «За родину!», «На Берлин!». По танкам ползают ребятишки. Около танков стоят юпитеры. Снимают фильм о войне. Только в Калининграде можно найти теперь такие выразительные развалины.

Подхожу к остаткам собора.

Даже в таком виде готика изумляет и подавляет.

Интерьер грандиозен. Уцелели хоры с красивой винтовой лестницей, выложенной из кирпича, ряды арок центрального нефа, ренессансный алтарь из камня. Своды всех трех нефов рухнули. Пол усыпан обломками. Среди обломков куски статуй.

Снаружи в стены вмурованы каменные надгробные доски с надписями и гербами. Некоторые – прекрасной работы.

В алтарной части к наружной стене пристроен портик с квадратными колоннами. Между колонн – цепи. За колоннами крупные черные буквы: Immanuil Kant. Чуть пониже – маленькая досочка с надписью по-русски: «Могила Канта охраняется государством».

Дорога от собора идет как бы по оврагу. Уровень земли на пустыре значительно выше уровня дороги. Видимо, кирпич разрушенных домов не вывозили, а просто разровняли. Потом сверху выросла трава. Город похоронен там, где он стоял.

4.8

Живем с Майкой в Ниде, в добротном деревянном доме, крытом черепицей.

Ходили к дюнам. Они огромные, желтые. У их подножия рощица карликовых сосен. Сосны чуть выше человеческого роста, но растут так густо, что пройти по такому лесу невозможно. На земле только мох, травы нет.

Взобрались на первую дюну, постояли наверху.

Вокруг один песок – ни одного кустика, ни одной травки. Как в пустыне. Вдали – вода залива. И еще – небо. Первозданный пейзаж. Перед такой природой человек ощущает себя совершенно лишним.

8.8

Мой пессимизм.

Есть ли хоть крупицы утверждения в моем кредо?

Полно!

Утверждаю человеческое в человеке. Утверждаю совесть, добро, красоту и бессмертие через добро и красоту.

Боюсь конца света?

Да, боюсь. Но его должно бояться. Бесстрашие здесь подобно самоубийству. Надо, чтобы была тревога, надо, чтобы кто-то не спал ночью.

Блок был тысячу раз прав: не пессимизм, а трагическое восприятие действительности. Страдать страданиями мира, болеть его болезнями – это ли не высокое призвание?

Пока живу, вопреки разуму верю в торжество добра и стараюсь делать добро, как умею.

9.8

Майка читает воспоминания Шкловского о разных литераторах и удивляется: всех он знал! Со всеми был знаком!

Я сказал:

– У писателей есть странная привычка держаться кучкой. И вечно между ними какие-то интриги, споры, любовь, вражда. Потом, под старость, все пишут друг о друге воспоминания. Смешно! В общей массе человечества писатели составляют ничтожную долю процента, и, однако, они быстро находят себе подобных. Под это даже подводится теоретический базис: общение-де необходимо для взаимного творческого обогащения, для учебы; литератор должен дышать воздухом литературы, должен плавать в литературном аквариуме и питаться литературными червяками.

Сказал и подумал:

«Это я оттого, что у меня нет никаких литературных знакомств, оттого, что я один. И рад бы, да не выходит».

Над Нидой воет ревун.

Утром было солнечно. Потом набежали тучи, залив затянуло туманом, пошел дождь.

И завыл ревун. В его монотонных, равномерно повторяющихся стонах есть что-то жуткое, тоскливое до мурашек на теле. Под такую музыку приятно, наверное, пустить пулю в лоб.

14.8

На заливе соревнования яхтсменов. Яхты одна за другой выходят на рейд. На горизонте множество парусов. Их треугольники все время движутся, сходятся вместе, расходятся, наклоняются, выпрямляются, растут, приближаясь, и снова уменьшаются, почти скрываясь за горизонтом.

Танец парусов. Бесшумный плавный танец. Для себя, для моря, для неба.

15.8

Сижу на берегу и думаю о Пушкине.

Его канонизировали. Его поставили на такой высокий пьедестал, что он стал почти не виден.

Кричат: любите Пушкина! Учитесь у Пушкина! Не уходите от Пушкина! Не троньте Пушкина!

Привлекает его оптимизм.

Глядите, говорят, в мрачные годы царизма поэт был весел и жизнелюбив! Его ссылали, его травили, а он не хныкал, а он не жаловался! Берите пример с Пушкина! Вас будут ссылать (или ссылали), вас будут травить (или травили), а вы не поддавайтесь унынию! Смейтесь, как Пушкин! Любите женщин, как Пушкин! Презирайте рок, как Пушкин!

А Пушкин, конечно, не виноват. Жилось ему неплохо. Век был тихий, уютный.

17.8

Приехали в Ригу, бродим по городу.

Рига застроена удивительно добротными домами. Все улицы выглядят как наш Каменноостровский проспект. Одноэтажных и двухэтажных домишек совсем нет даже в старом городе. Судя по стилю и датам на фасадах, большинство зданий было воздвигнуто за какие-то 20 лет в самом начале нашего века. Мелькают цифры: 1902, 1905, 1909, 1916… В эти же годы интенсивно застраивались Петербург, Москва, Киев. Какой был размах строительства! И какое качество!

Домский собор.

Орган. Витражи. Надгробные плиты на полу. Монастырский двор с галереей. Мрачное величие Средневековья.

Ливонский орден. Битва на Чудском озере. Войны Ивана Грозного. Войны Петра. Борьба за Балтику.

Люди уважают самоубийц. Кем была Мэрилин Монро до того, как наложила на себя руки? А теперь вокруг этого имени трагический ореол.

Смотрели с Майкой американскую кинокомедию «В джазе одни девушки». В главной роли – Монро.

Полтора часа здорового смеха перед сном. Приятно ощущать себя веселым, бодрым, бесстрашно-легкомысленным – этаким праздничным воздушным шариком мутно-розового цвета.

А она отравилась.

22.8

Псков.

Пришли с Майкой в гостиницу. Я спросил у администратора безнадежным голосом:

– Может быть, найдется что-нибудь для двоих?

– Найдется, – ответил администратор.

– Найдется? – переспросил я, не веря своим ушам.

– Да, да, найдется! – повторил администратор. – Вот вам бланки – заполняйте.

«Нет добра без худа, – подумал я, – теперь жди неприятностей».