Геннадий Алексеев - Неизвестный Алексеев. Неизданные произведения культового автора середины XX века (сборник)

В кафе было мало народу. Зиночка, как всегда, стояла за стойкой и работала. Д. сидел поблизости от стойки, пил кофе и в который уж раз любовался Зиночкой.

Зиночка не была красива, но она была чертовски привлекательна, дьявольски женственна и сатанински соблазнительна. Она щурила свои карие глаза и сквозь длинные, изрядно подкрашенные ресницы поглядывала на Д. ласково, но притом как бы чуть-чуть насмешливо, и немножко загадочно, и слегка лукаво. Её нежные щёчки покрывал прозрачный, лёгкий румянец. Её пухлые алые губки напоминали какой-то едва распустившийся свежий цветок. Когда она улыбалась, цветок раскрывался ещё больше и были видны белые, мелкие, ровные зубы, а на щечках возникали прелестные глубокие ямочки. Благодаря небольшому, капельку, совсем капельку вздёрнутому носику и маленькому подбородку трогательных очертаний в её профиле было что-то кокетливое и по-женски легкомысленное. У левой ноздри темнела некрупная, но и не слишком маленькая кругленькая родинка, похожая на изюмину. Как бы завершая композицию Зиночкиного лица, она придавала ему несказанное очарование. Когда-то юные красавицы специально подклеивали себе на щёчку такую изюминку. Для пикантности. А у Зиночки была своя, живая, настоящая изюминка, волновавшая всех мужчин. Рыжие, натурально-рыжие (Д. это уже знал), яркие волосы Зизи были коротко подстрижены. Плотная чёлка спускалась до самых бровей. Когда Зиночка наклоняла голову, чёлка отставала ото лба и нависала над лицом, и это неожиданно, мгновенно и очень мило преображало Зиночку. Когда же Зиночка встряхивала головой, в чёлке вспыхивали золотистые искры, и это тоже было чудесно. Причёску дополняла белая крахмальная наколка. В ушах поблёскивали небольшие золотые серёжки. Грудь и бёдра Зизи обтягивал хорошо сшитый, аккуратный и очень чистый белый халатик. Да, Зизи не была красива, но от неё было глаз не оторвать. И трудно было даже представить, как бы выглядела Зиночка, будь она по-настоящему, всерьёз красива. Невозможно было бы это представить. Просто невозможно.

Д. глядел на Зизи и время от времени вздыхал от удовольствия. Зизи работала и время от времени посматривала на Д., тоже не без удовольствия. Зизи было приятно, что он снова сидит в кафе и любуется ею. Зизи нравилась, что он всё чаще и чаще приходит в кафе. Зизи варила ему кофе получше, покрепче, и он это ценил. А он глядел на неё часами, и она это тоже ценила.

Зизи работала хорошо. Она приветливо смотрела в глаза подошедшему посетителю и кратко спрашивала: «Вам?» А потом её руки начинали быстро и ловко двигаться, открывая краники и задвижки, подставляя под них чашки, ставя чашки на блюдца, кладя рядом с чашками ложечки и фасованный сахар в обёртке и подавая всё это уже очарованному ею, уже покорённому ею, уже восхищённому клиенту. Потом клиент платил. Зизи давала сдачу. Клиент отходил и усаживался за свободный столик. К стойке подходила новая клиентка. И всё начиналось сначала – открывались краники, шипел пар, вырывавшийся из кофейной машины, чашка стукалась о блюдце, затем звякала ложечка, затем бренчала мелочь, и вполне довольный обслуживанием посетитель направлялся к свободному столику. Некоторые любители чёрного натурального кофе, чаще всего мужского пола, заговаривали с Зизи, шутили, отпускали какие-то явно излишние, необязательные, а нередко и довольно глупые замечания. А Зиночка улыбалась, раскрывая свои алые губки, и что-то отвечала, и потряхивала своей медной чёлкой, и милые ямочки появлялись на её розовых щеках. Всё это было восхитительно. И Зизи понимала это. И потому с лукавством поглядывала на Д., зная, что он уже околдован ею, что он уже пленник и, если ей захочется, она может сделать его своим верным рабом. А очарованный Д. не спускал с неё глаз, и голова у него сладко кружилась, и сердце его сильно стучало то ли от выпитого кофе, то ли от Зиночкиной неотразимой соблазнительности.

«Вы слишком много пьёте кофе. Сердце испортите», – сказала ему Зизи на прошлой неделе. И Д. подумал тогда: «А ведь правда! Раньше не случались у меня сердцебиения!»

На прошлой неделе Д. решился предпринять кое-какие шаги. Он нарочно пришёл в кафе попозже, перед самым закрытием. Посетителей уже почти не было, и когда Зиночка, как всегда, улыбаясь, подала ему чашку отлично сваренного, крепкого, пахучего, горячего кофе, он спросил её, не торопится ли она сегодня домой. Она поглядела на него как-то особенно, каким-то долгим и немножко удивлённым взглядом, а после опустила ресницы, поправила на голове наколку и ответила негромко, но отчётливо: «Не тороплюсь».

Д. подождал, когда кафе закрылось. Зизи вскоре вышла. Она была уже не в белом халатике, а в очень милом зелёненьком плащике и с зелёной элегантной сумочкой на плече. А вместо наколки её рыжие волосы прикрывал маленький и тоже весьма элегантный зелёный беретик. И Д. показалось, что её рот стал ещё более ярким, а ресницы сделались ещё более чёрными и длинными. И он осторожно взял Зизи под руку. И они пошли по улице. И Д. вдруг почувствовал, что он смущён и не знает, что говорить. А Зиночка тоже молчала и, кажется, тоже была смущена. И, помолчав, Д. спросил, не желает ли она сходить в кино – в кинотеатре «Весна» идёт новый и, как говорят, вполне приличный детектив, на что Зиночка ответила, что предпочла бы прогуляться на свежем воздухе, так как она целый день находилась в душном помещении. И они пошли по улице дальше, дыша свежим, прохладным, вечерним воздухом. И Д. спросил, не утомляет ли Зиночку работа – наверное, трудно весь день стоять за стойкой и непрестанно возиться с этими чашками, и без конца открывать эти краники, и получать деньги, и давать сдачу, и улыбаться посетителям, даже если этого и не хочется. И тут Зиночка оживилась и стала говорить, что да, да, конечно же, у неё утомительная и даже вредная работа, что ей приходится всё время стоять и ноги за день ужасно устают, что надоедает целыми днями делать одно и то же, что аппарат к тому же часто портится, а надо обязательно «делать план», что посуда то и дело бьётся и за неё высчитывают из зарплаты, а зарплата грошовая и премии совсем маленькие, что она уже пыталась подыскать себе другую работу, но из этого ничего не получилось, что иногда ей хочется плюнуть и уйти в уборщицы и она это сделает, наверное, в конце концов.

Пока Зиночка говорила, они подошли к станции метро. Тут Зиночка сказала, что, пожалуй, ей уже пора домой, что завтра рабочий день и придётся рано вставать и что провожать её не следует – она поедет на метро одна. Они попрощались, и Д. смотрел, как Зизи поднималась по гранитным ступеням, как она открывала тяжёлую стеклянную дверь и как в последний раз мелькнул её зелёный беретик уже за дверью. Ему хотелось кинуться вслед за Зиночкой, догнать её и всё же проводить до дому. Но он вспомнил, как твёрдо она произнесла «не следует», и сдержался.