Геннадий Алексеев - Неизвестный Алексеев. Неизданные произведения культового автора середины XX века (сборник)

Д. стоял в очереди у пивного ларька. Ларёк был довольно паршивый – старенький, грязненький. Сквозь покоробившуюся голубую пластмассу его обшивки проступали какие-то расплывчатые тёмные пятна. Над маленьким окошечком, через которое подавали кружки, криво висела дощечка с обычной надписью:

Жигулёвское пиво

0,5 л – 22 коп.

0,25 л – 11 коп.

За мутным поцарапанным стеклом виднелись имевшиеся в продаже пачки сигарет «Памир» и пачки папирос «Беломорканал». Асфальт около ларька был залит пивом. От него исходил неприятный, кислый запах. Время было вечернее, торопиться было некуда, и Д. спокойно стоял в очереди, медленно приближаясь к маленькому окошечку. Очередь, против обыкновения, была тихая – никто не лез без очереди, божась, что он занимал, но тот человек, за которым он занимал, почему-то ушёл, и зачем же ему занимать по новой, если он уже один раз занимал, что он вообще никогда в жизни не лезет без очереди, как некоторые, что он не из тех прохиндеев, которые всегда лезут без очереди, что таких он и сам на дух не переносит, что если бы он захотел примазаться к очереди, то он бы… И никто не вещал громогласно, что он уже тридцать лет вкалывает на автобазе и поэтому его вокруг пальца не обведёшь и на вороных не объедешь, что он и сам кому хочешь очки вотрёт и лапшу на уши повесит… И никто не орал, что он сукой будет, если не скажет кому-то там всё как есть, всю кошмарную, убийственную правду, и пусть после этого его увольняют или отдадут под суд, или даже убивают, или даже лишают тринадцатой зарплаты – пусть делают с ним что хотят, он ко всему готов и уже давно на всех что-то там такое положил… И никто не сотрясал воздух длинными, изощрёнными ругательствами, никого, впрочем, не ругая и даже нисколечко не сердясь, но добродушно похохатывая при этом.

У Д. была одна маленькая слабость – он любил пить пиво у пивных ларьков, хотя считал себя интеллигентом, да, пожалуй, и был таковым. Замечено, что интеллигенты частенько относятся к пивным ларькам со снобистским презрением и предпочитают пить бутылочное пиво в барах и всяких шашлычных. Но Д. почему-то нравились эти очереди, стоя в которых чего только не наслушаешься. Здесь можно услышать пространные и весьма причудливые комментарии к новейшим событиям городского, государственного и мирового масштаба. Здесь можно услышать анекдоты, ошеломляющие своей непристойностью, но одновременно и подлинным остроумием. Здесь можно всласть упиваться грубоватым, сочным, смачным, цветистым, истинно народным, но притом и вполне современным языком, на котором изъясняются ныне все самобытные, естественные, не испорченные культурой люди. Д. нравилось пить пиво из кружки. Ему нравилось следить, как опадает шапка пузырящейся пивной пены (он никогда не сдувал её, как делают это некоторые, не понимающие всей тонкой прелести кружечного пива), и как со дна кружки взлетают вверх прозрачные пузырьки. Ему доставлял наслаждение первый, самый большой и самый вкусный глоток. Даже в том случае, если пиво было неудачным, мутным, тёплым и пахло чёрт знает чем, первый глоток его радовал. Но и последующие глотки он делал с удовольствием. Он пил всегда не спеша, следя, однако, чтобы пена не исчезла совсем. Пиво без пены – это не пиво. Это остывший чай или, простите, моча. Хотя последняя, как известно, тоже нередко пенится. Д. никак не мог понять тех людей, которые приходили к ларьку с большущими бутылями или с молочными бидонами и после, воротясь домой, тянули из стаканов эту самую мочу. Совершенно очевидно, что разливное пиво следует пить тут же, у ларька, и непременно из этих массивных, гранёных, толстых стеклянных кружек. Иногда кружка попадается с трещиной или с побитыми, неровными краями, иногда она оказывается даже без ручки, но в этом тоже есть некий шарм и своя убедительность. Летом хочется, чтобы пиво было холодным. Как прекрасно выпить кружку прохладного пива в знойный, душный, утомительный летний день! Но не меньшее удовольствие – выпить кружку тёплого пива морозным зимним днём. Сначала рот, потом пищевод, а после и желудок наполняются приятной тёплой влагой, а на краях кружки повисают симпатичные желтые пивные сосульки. Нет, можно только пожалеть тех несчастных, которые никогда не подходят к пивным ларькам! Их жизнь бедна и бессодержательна. И непонятно, почему они довольствуются такой неполноценной жизнью.

Заветное окошечко было уже совсем рядом, когда в поле зрения очереди появился лохматый, небритый, весьма небрежно одетый человек лет пятидесяти, очень нетвёрдо державшийся на ногах. На рукаве его помятого пиджака белело большое пятно. Ширинка его брюк была неприлично расстёгнута, и виднелись сатиновые трусы, голубые с жёлтыми цветочками.

– Эй, Гоша, штаны-то застегни! – крикнули ему из очереди.

Гоша остановился и стал застёгиваться, но пальцы не слушались его – он никак не мог справиться с пуговицами и петлями. Он глядел на очередь мутным взором и пьяно, по-дурацки ухмылялся, показывая розовые дёсны.

Гоша, по прозвищу Мятый, был завсегдатаем этого ларька, и Д. уже не раз видел его здесь. Всегда он был выпивши. Всегда он был грязен и небрит. И всегда просил, чтобы кто-нибудь угостил его пивом, то есть не допил кружку и оставил ему немного на донышке. Любители пива относились к нему с добродушным презрением. Смеялись над ним. Иногда отталкивали его. Но часто всё же оставляли пиво, и он, схватив кружку трясущейся рукой, жадно пил, и тонкая струйка текла по его подбородку, стекала на шею, струилась по заросшему рыжеватым волосом крупному кадыку и исчезала за воротничком давным-давно не стираной рубашки. Все привыкли к Гоше. Все забавлялись им. Гоша был местной достопримечательностью, безобидным, добровольным шутом и своего рода рекламой этого ларька, стоявшего на пересечении двух тихих улочек в тихом, далёком от центра и не слишком ухоженном районе города. Жители этих мест даже называли ларёк «Гошиным» и говорил так: «Пошли к Гоше, выпьем по кружечке!» Или: «У Гоши сегодня очередища – жуть! Но пиво хорошее – светлое, свежее!»

Где жил Гоша, на какие средства существовал, была ли у него семья – никого не интересовало. Скорее всего, он был бомж, то есть человек, нигде не работающий и не имеющий определённого места жительства. Ютился он, вероятно, где-нибудь поблизости от ларька, в каком-нибудь тёплом подвале или на чердаке, был нищ и свободен как птица, как воробей или голубь. Однажды Д. видел, как к ларьку подошёл милиционер, взял Гошу под руку и повёл его куда-то. Гоша шёл послушно, не сердился, не сопротивлялся, не вырывался и по своему обыкновению глуповато улыбался, показывая розовые дёсны. Через два дня Д. опять увидел Гошу у ларька. Он всё так же клянчил пива. Кто-то спросил его: