Фрида Вигдорова - Девочки (дневник матери)

3 октября 52.

Саша, видно, решила брать свою самостоятельность с бою. Вчера Аграфена Филатьевна пошла за ней в школу. Приходит — Саши нет. Ищет, мечется — никаких следов.

Оказывается, Саша, накопив предварительно 30 копеек, села на трамвай и поехала на Сретенку — без разрешения и впервые в жизни одна, без взрослых. Что творилось с Шурой, описывать не стану.

Приехав на Сретенку, Саша позвонила домой и светским тоном сообщила, что все благополучно.

Шура не может придумать достойного наказания. Говорит: «Пороть, пожалуй, нельзя, велика. Буду давить на психику».

А за что, в сущности, давить на психику? Ей уже невмоготу ходить с провожатыми, ей хочется быть самостоятельной — вот она и добивается этого, как умеет.

7 октября 52.

Саша:

— Мама, мы шли с Галей Людмирской и разговаривали вот о чем. Если человек умер, а скорая помощь приехала не позже, чем через 5 минут — человека можно оживить. Получается очень хорошо: во-первых, человек может дважды в году праздновать день своего рождения, а во-вторых, его можно расспросить, что он ТАМ видел.

— Надеюсь, что ничего не видел.

— Почему? Ты думаешь, что лучше, чтоб это было, как сон? Человек уснул, и все?

— Да, я так думаю.

— А по-моему, все таки лучше вознестись куда-нибудь туда, — тут Саша подняла глаза к небу, — а, мама?

8 октября 52.

Сегодня нашему папе 38 лет. («Александр Иванович Корейко был в последнем приступе молодости — ему было 38 лет»).

Мы шли с Сашей по улице и раздумывали, что бы подарить Шуре.

— Давай подарим подстаканник, — сказала я.

— Нет, не надо. Он ведь пьет из чашки. А потом — металл хороший проводник тепла, подстаканник будет горячий, и папа станет обжигать руки. А скажи, что дороже — подстаканник или книга?

— Подстаканник, конечно.

— Почему «конечно»? Ведь людям книги гораздо нужнее, чем подстаканники? Ах, наверное, потому они и стоят дешевле — вот без хлеба совсем нельзя — поэтому он самый дешевый. Без книги тоже нельзя — поэтому они тоже дешевые.

— Мама, у каждого писателя своя привычка. Вот Диккенс, например, любит забегать вперед. Он пишет: «Она не знала в эту минуту, что много лет спустя…» или: «Прощаясь с ним, я не думал, что в последний раз пожимал его руку, как руку друга…» И еще много. А Каверин, например, любит писать: «Прошло три года», «прошло пять лет».

В общем, своим умом дошла до понимания некоторых особенностей Диккенсовской композиции.

Здорово!

Саша с величайшим удивлением слушает текст песни из «Свадьбы с приданым».

Саша, с насмешкой: Из вежливости, что ли?

Саша:

— Мама, я очень не люблю, когда ты разговариваешь со мной, а думаешь о другом. Помню, когда я была совсем маленькая, я тебя спросила: «Ты любишь немцев?» — и ты ответила: «Да», — и только когда я закричала от ужаса , ты объяснила, что отвечала машинально. Я тогда в первый раз узнала, что такое МАШИНАЛЬНО. Так вот, я не люблю, когда ты отвечаешь, а сама думаешь о другом. Пожалуйста, когда говоришь со мной, думай только про меня и больше ни про кого.

15 октября 52.

С Сашей в троллейбусе заговорили по-армянски. Она сказала:

— Я не понимаю вашего языка.

— А разве ты не армяночка?

— Нет, я русская.

— С такими черными глазками — русская?

— Я в том смысле, что советская .

29 октября 52.

Саша впервые получила двойку. По географии.

Шура:

— Все потому, что ты ленишься. Потому, что читаешь, вместо того чтобы учить уроки! Запрещаю тебе читать!

— А ты… а ты… разве… никогда… не получал… двоек? — рыдая, спрашивает Саша.

— Никогда! — гремит Шура (немного спустя, он объясняет мне, что двоек действительно не было: все дело в том, что в его школьные годы не ставили двоек, а ставили «неуд»).

Потом Шура уходит, а Саша, плача и рыдая, говорит мне:

— Пожалуйста, поцелуй меня… потихоньку от папы…

Мы с Шурой смотрели фильм «Господин Фабр». Шуре очень понравилось, как великий ученый кричал: «Дочери Фабра не выходят замуж! Мои дети нужны мне самому!»

13 ноября 52.

Саша снова хворает. Ангина.

14 ноября 52.

Обычно дети, когда у них высокая температура — спят весь день напролет. Саша — не спит. Она рада, что дорвалась до меня, и поэтому размышляет, рассуждает до потери сознания («моего», — добавляет Шура).

Доктора она изумила тем, что подробно расспрашивала:

— А яйцо всмятку мне можно? А сосиски? Рыбу? Жареное мясо?

Доктор привык — если ребенок болен, он есть не хочет.

— Это хорошо, что она у вас не теряет аппетита, несмотря ни на что. Я, знаете ли, в первый раз вижу, чтоб с температурой в 39 хотели жареного мяса.

15 ноября 52.

Саша:

— Мама, обычно в книгах есть незначительные люди и главные. А у Диккенса все главные, все важные.

— Ну, как же — Давид Копперфильд — главнее других.

— Да, конечно, но все-таки такого, как у тебя Трофимов [44] Из книги Ф. Вигдоровой «Мой класс». , у него нет. Всех его людей прямо до косточки видишь. Даже лавочник, у которого живет Пеготти с Баркисом — и то я про него все могу рассказать. А про Трофимова что расскажешь?

Очень верно: про Трофимова рассказать нечего. Она, видно, хотела сказать, что у Диккенса нет бледных персонажей.

Саша:

— Мне очень нравится этот доктор. Он сказал: «Не ограничивайте ее в пище».

Саша:

— Мама, я совсем не думаю о том, что сегодня. А думаю либо про каменный век, либо про коммунизм. Вот какое дело.

Саша:

— Мама, я теперь всегда слушаюсь, когда ты не велишь читать какую-нибудь книгу. Потому что, когда мне было 6 лет, я стала читать «Давида Копперфильда» и мне не понравилось. А сейчас как понравилось! Я, конечно, не стану читать эту книгу во второй раз, потому что она очень грустная. Но она очень хорошая. И так мне жалко матушку Давида. Хотя она зря вышла замуж за Мордстона, правда?

И вот, когда ты мне сейчас говоришь: «Тебе рано читать эту книгу», я вспоминаю, как я в 6 лет стала читать «Давида». И теперь я всегда тебя слушаюсь.

— Очень, очень жалко, что матушка Давида вышла замуж за Мордстона. Но с другой стороны, если б она за него не вышла, Давид не встретился бы с Агнессой и не женился бы на ней.