Юрий Айзеншпис - От фарцовщика до продюсера. Деловые люди в СССР

Куда ехать, мне было абсолютно все равно, поэтому я выбрал город Александров — самый близкий из тех, где разрешалось жить. В душную электричку, набитую дачниками и запоздалыми грибниками, я уселся в весьма скверном настроении. Шел дождик, за окном мелькали унылые пейзажи родной страны и проносились незатейливые названия станций… Черт, как же все по-дурацки у меня в жизни складывается!

Проведя в пути положенные два или даже два с половиной часа, я оказался в весьма глухой провинции. Вроде вот центр города, а через два шага уже частный сектор — маленькие домишки с палисадниками и покосившимися заборами. Именно здесь я надумал снять временное жилье, здесь я и бродил, посматривая по сторонам. Для Александрова это типичная картина: многие освобождающиеся, имеющие денежные средства, стремятся прописаться и жить на съемной жилплощади, а не в какой-нибудь задрипаной общаге одного из местных заводов. Искал я недолго — на лавочке перед вполне милым домиком на завалинке сидела полная дама бальзаковского возраста и читала какую-то книжицу:

— Добрый день. Не подскажете ли, где здесь можно комнатку снять?

— А, только освободился? По какой сидел?

Да, мой интеллигентный вид ей все «рассказал», а валютная статья понравилась, дама неплохо разбиралась в тонкостях УК. И понимала, что с такой статьей соленья из погреба не воруют. Оказалось, что ее сын здесь же, в Александрове, отбывал небольшой срок на стройках народного хозяйства или, в просторечии, «на химии». Получалось, в чем-то родственная душа. Дама предложила жить у нее. В домике три большие комнаты, сени, кухонька, удобства, понятное дело, во дворе. Но летом все выглядело вполне мило: садик, беседка, высокий забор и игривая собачонка. Я выдал аванс-задаток и уехал в Москву, пообещав вернуться через неделю. Я действительно приехал, сходил в паспортный стол, заявил о себе в местном отделении милиции. Они запросили надзорные документы, и, пока шла переписка, меня никто не проверял, пожил два-три дня и уехал. Потом вернулся и пытался устроиться на работу. Условия труда на картонном заводе меня просто поразили, хуже, чем в любой зоне, два года — и на кладбище, и я отправился на местную деревообрабатывающую фабрику, а куда еще возьмут с двумя судимостями? Мой опыт в Мордовской зоне их заинтересовал. Я сказал, что приеду не сразу, на что услышал равнодушное: «Когда приедешь, тогда и приедешь».

Однако переезжать в эту дыру из Москвы ох как не хотелось. И я завис у родителей, прятался, не открывал дверь проверяющему участковому.

Валюта во мне уже вызывала конкретный страх, да и вообще с подпольным бизнесом снова завязываться не хотелось. Какие-то деньги я привез из Мордовии, их вполне хватало, чтобы нормально одеться, ходить в костюмах от «Большевички» я физиологически не мог.

Тем временем я потихоньку оклемался, принарядился в модные джинсы, яркую рубашку и отправился на поиски развлечений. Но развлекаться я предпочел не в Москве, с большой опасностью нарваться на неприятности, а на море. И с приятелем Давидом в конце сентября я махнул в Гагры. Отдыхающих там оставалось совсем немного, но погода стояла еще весьма теплая. Тепло и приветливо ласкало меня море, которое я не видел много лет и из которого практически не вылезал. Сочные и вкусные фрукты словно просили: ну съешь меня. Девушки…

Мой же дружок, сильно пьющий, особо не увлекался ни морем, ни фруктами. Он не мог проходить мимо дешевого и отличного местного вина и очень укоризненно смотрел на меня, если я отказывался составить ему компанию. И для меня, хотя и потреблял, наверное, раза в два меньше, вечный праздник закончился инфарктом. Кое-как подлечившись в местной больнице, я перебрался в Москву. Но, несмотря на это предостережение сердца, кутить не перестал.

В столице я начал встречаться с девушкой, с которой познакомился на юге. Имени не помню. Может, Оля? И еще с одной — то ли Нина, то ли Вика. И еще с Наташей с Беговой, ныне женой моего друга. И, когда через полтора месяца я угодил в больницу со вторым инфарктом, однажды меня посетили одновременно две верные подруги. В палате произошла небольшая, но отвратительная сцена ревности, одна из немногих в моей жизни. Но и после второго инфаркта я не остепенился: уж больно сильно изголодался по праздникам за столько лет в неволе. Кутил напропалую. При этом я успешно продолжал уклоняться от попыток милиции вычислить меня, на квартирах родителей появлялся редко, что-то снимал, иногда у подружек и друзей зависал. Но все равно не особо спокойно себя чувствовал, вздрагивал от каждого настойчивого звонка в дверь.

В начале февраля 1986-го я познакомился с двумя веселыми девчонками, мы пошли в ресторан, а после его закрытия я вместе с двумя бутылками шампанского отправился к ним в гости, куда-то в район Останкинского телецентра. А тогда, надо заметить, вся страна жила в ожидании очередного съезда партии, в столице постоянно проводились милицейские рейды и облавы, попались и мы: около метро «Рижская» нас остановили взмахом жезла. Всем пассажирам такси предложили показать документы. Документы обнаружились лишь у одной из девушек. Нас заставили расплатиться с водителем и доставили в ближайшее отделение милиции. Вскоре девчонок отпустили, а меня оставили, ибо я без утайки назвал свое имя, и после пробивки наверняка установили, что я числюсь поднадзорным. До утра я просидел в местном «обезьяннике» в компании с какими-то бродягами и алкашами. Мне было хреново, хотя, казалось бы, ко всему уже привык, но опять недоразумения, огорчения, опять слезы родителей. Привлечь, конечно, не смогут, но кровь попортят. И от этих мыслей мне стало плохо с сердцем, очень плохо. Вызвали скорую, госпитализировали в больницу, вкололи массу всего оживляющего. Утром пришел врач, посмотрел и говорит:

— Ну, лежите, больной, отдыхайте, все обследуем, а там видно будет.

Через три часа он заглянул ко мне снова и выдавил сквозь зубы, уставясь глазами в пол:

— Мы вас вынуждены выписать…

— Но я же плохо себя чувствую, почему?

— Такая ситуация сложилась, не могу все рассказать… Но оставить вас не в моей власти. Не волнуйтесь и собирайте вещи.

Ничего себе — не волнуйтесь! Где это видано, чтобы больного за дверь больницы выставлять? И я испугался не на шутку. Когда же я оделся, меня отвели в какой-то пустой кабинет с пожелтевшими плакатами устройства внутренних органов. Я долго ждал, и вот заходят двое, представляются следователями и говорят после расспросов:

— Ты злостно нарушил паспортный режим, мы тебе делаем предупреждение и берем подписку. Еще раз приедешь в столицу — посадим.

— Да я только вчера приехал…

— Врешь. Где билет???

— Ну ладно, сейчас прямо и поеду…