Соломон Штрайх - Ковалевская

М. М. Ковалевский (80-е годы)

Особенно ярко выражен интерес С. В. Ковалевской к социальным вопросам в ее переписке с Г. Фольмаром (1850–1922), который в начале 80-х годов примыкал к левому крылу немецкой социал-демократии. Так, в апреле 1882 года Софья Васильевна писала Фольмару, что считает своевременным возвращение к жизни учреждения, подобного Интернационалу, «только с более строгой организацией и с более определенными целями. Я особенно утверждаюсь в этой мысли при наблюдении нашей русской эмиграции, погибающей от недостатка деятельности, — подчеркивает она. — И все-таки, не думаете ли вы, что эта эмиграция, бесспорно проявляя энергию и здесь, в Западной Европе, могла бы сослужить хорошую службу общему делу при хорошем руководстве? В последнее время я много фантазировала на эту тему».

По-видимому, Софья Васильевна склонна была тогда принять деятельное участие в политической жизни вообще и в революционных организациях в частности. Несомненно, под влиянием величайшей популярности партии «Народная воля», Ковалевская писала в мае 1882 года Фольмару: «При современных условиях спокойное буржуазное существование для честного и мыслящего человека возможно только в том случае, если намеренно закрыть на все глаза, отказаться от всякого общения с другими людьми и отдаться исключительно абстрактным, чисто научным, интересам. Но тогда следует самым тщательным образом избегать всякого соприкосновения с действительной жизнью; иначе возмущение несправедливостью, которую видишь всюду вокруг тебя, станет так велико, что все интересы побледнеют перед интересами великой экономической борьбы, развертывающейся перед нашими глазами, а искушение самому вступить в ряды борцов станет слишком сильно.

До сих пор я сама всегда придерживалась первого. В эпоху французской Коммуны я была еще слишком молода и слишком сильно влюблена в мою науку, чтобы иметь правильное представление о том, что происходит вокруг меня, С того времени я не выходила из тесного круга моих товарищей по науке и некоторых семейных друзей. Я сама, правда, считала себя за социалистку (в принципе и с некоторыми оговорками), но должна вам признаться, что решение социального вопроса казалось мне столь далеким и темным, что захватывающе отдаваться этому делу мне казалось не стоящим для серьезного ученого, способного сделать нечто лучшее.

Но теперь, после того, как я прожила пять месяцев в Париже и вошла в тесное общение с социалистами разных национальностей, даже нашла среди них одного очень дорогого мне друга, для меня все совершенно переменилось. Задачи теоретического социализма и, размышления о способах практической борьбы теснятся передо мною столь неотразимо, так занимают меня постоянно, что я действительно с трудом только могу принудить себя сосредоточить мои мысли на моей собственной работе, стоящей так далеко от жизни.

Нередко даже мною овладевает мучительное чувство, что то, чему я отдаю все мои помыслы и мои способности, может представлять некоторый интерес только для очень небольшого числа людей, тогда как теперь каждый обязан посвятить свои лучшие силы делу большинства. Когда мною овладевают подобные мысли и сомнения, я весьма склонна завидовать тем, кто уже так захвачен практической деятельностью, что им не остается больше никакого выбора и никакой возможности самостоятельного решения, ибо вся их деятельность строго предписывается обстоятельствами и требованиями их партии».

Все эти высказывания не были основаны на глубоком убеждении Софьи Васильевны в необходимости отдать свои силы служению революции предпочтительно перед занятием чистой наукой. Это были только временные настроения. Все-таки они чрезвычайно характерны для Софьи Васильевны, которая высказывала такие мысли в ту самую пору, когда многие, более близкие в недавнем прошлом к революционным и радикальным группировкам, отказались от своих идеалов и в лучшем случае стали проповедывать теорию так называемых малых дел.

После переезда Софьи Васильевны в Швецию, в ее письмах уже не встречаются сожаления по поводу того, что она не занялась своевременно революционной деятельностью. Однако, она часто запрашивала П. Л. Лаврова и свою близкую приятельницу, польскую революционерку М. В. Мендельсон-Янковскую, о разных революционерах. Летом 1890 года С. В. и М. М. Ковалевские совершили большую поездку по Европе, закончившуюся самой сильной их размолвкой. После этого Софья Васильевна писала А.-Ш. Леффлер в ответ на ее запрос о том, как обстоит ее дело с Максимом Максимовичем: «решила никогда больше не выходить замуж, не желая поступать так, как поступает большинство женщин, которые при первой возможности выйти замуж забрасывают все свои прежние занятия и забывают о том, что они считали раньше своим призванием».

Но хотя Софья Васильевна и заявила так уверенно, что «решила никогда больше не выходить замуж», друзья ее и Максима Максимовича ждали предстоящего летом 1891 года оформления их брака; об этом после смерти Софьи Васильевны писала в ее биографии М. Бунзен. Это подтверждает и заявление племянника Максима Максимовича, Е. П. Ковалевского, который после смерти дяди писал: «Пребывание в Стокгольме закрепило и углубило его отношения к Софье Васильевне, вначале только дружеские, а позднее чуть не приведшие к браку. Этот союз не состоялся, и вряд ли он даже мог быть особенно счастлив: слишком самобытны и крупны были обе личности. Однако теплота отношения М. М. к этой замечательной женщине сохранилась и пережила ее на 25 лет… Письма ее к М. М. многочисленные и интересные, были им сохранены до конца жизни». Браку Софьи Васильевны с Максимом Максимовичем не суждено было свершиться вследствие смерти Ковалевской. Тогда М. М. Ковалевский пытался усыновить ее дочь, но и это не осуществилось по разным причинам. Он сохранил в своем архиве различные рукописи С. В. Ковалевской, поступившие впоследствии вместе с его бумагами в собрание Академии наук, принял самое деятельное участие в осуществлении посмертного издания литературных произведений Софьи Васильевны и выпустил за границей ее историко-революционный роман «Нигилистка».

Литературные стремления Софьи Васильевны зародились в середине 70-х годов, во время бесед с Достоевским, Тургеневым и писателями, группировавшимися вокруг «Нового времени» в первый период существования газеты. После петербургских опытов, прерванных уходом Ковалевских из «Нового времени», Софья Васильевна снова занялась литературой в середине 80-х годов. Вся ее писательская деятельность прошла в Стокгольме. Выпустившая до приезда Ковалевской в Швеции целый ряд беллетристических и драматических произведений, А.-Ш. Леффлер заявляет, что знакомство с Софьей Васильевной имело сильное влияние на ее дальнейшее писание. Способность Ковалевской схватывать и понимать мысли других была так велика, одобрение ее, когда она что-нибудь хвалила, так горячо и проникнуто пылким энтузиазмом, ее критические замечания, когда ей что-нибудь не нравилось, так метки и верны, что шведская романистка быстро подпала под ее влияние и не могла ничего писать без ее одобрения.