Ниам Грин - Секрет Коко

— Не только. С собаками, конечно, возни — непочатый край, но это не основное мое занятие. Так что в приюте у меня есть пара помощников, на добровольных началах.

Вот оно — снова он намекнул на свою загадочную работу.

— Кем ты работаешь? — спрашиваю я. — Что-то подзабыла.

— А ты и не можешь этого помнить, я не говорил, — усмехается он, по-прежнему не отрывая глаз от дороги.

— Правда? — отвечаю я, делая вид, будто меня его ответ страшно смутил.

— Не говорил. Но раз уж ты спросила, то я пишу музыкальные ролики. Музыку для рекламы, другими словами.

— Шутишь?!

— Серьезно, — говорит он. — Это чистая правда.

— Здорово. Я могла слышать какой-нибудь из твоих роликов? — восхищенно спрашиваю я.

— Все может быть. Видела рекламу страховки, в которой парень на гитаре играет?

— Ее ты написал? — удивляюсь я. Это же самая популярная реклама на телевидении!

— Да, моя работа, — гордо отвечает он. — Одна из лучших, надо сказать.

— Эта мелодия такая… заразительная, — говорю я. — Стоит ее раз услышать, и никогда уже не забудешь! Ее же можно часами напевать, она иногда меня с ума сводит.

— Ты ведь просто хочешь сделать мне приятное, поэтому так расхваливаешь? — неожиданно сухо спрашивает он.

— Извини, но это правда. Рут она тоже безумно нравится. Мы частенько ее напеваем друг другу. «Понадейся на судьбу, если ты попал в беду…» — смело пою я во весь голос, как вдруг понимаю, что Мак едва сдерживает смех. — Что-то не так? Перепутала слова?

— Нет, просто ты так чудно поешь!

Я чувствую, как мои щеки заливает румянец:

— Да, с голосом мне не повезло.

— Напротив, у тебя чудесный голос, — отвечает он, и наши взгляды встречаются.

— А еще какие-нибудь ролики твоего сочинения? — спрашиваю я, мне вдруг становится крайне неловко, я чувствую, как на моем лбу выступает пот.

— Хм, пару лет назад написал отличную музыку для рекламы органического геля от геморроя.

— Быть такого не может! — прыскаю я.

— Еще как написал, — подтверждает он, лукаво смотрит на меня и затягивает низким голосом: — От геморроя чудо-гель…

— …вас избавит за семь дней, — подпеваю я.

— Ты-то откуда знаешь эту рекламу? — ехидно вскидывает бровь Мак.

— Кто же ее не знает, — хихикаю я.

— Пой дальше.

— Только с тобой!

— Отлично, поехали сначала — раз, два, три, четыре…

Зеленые поля проносятся за окном, мы проезжаем милю за милей, поем вместе, и я понимаю, что давно уже не была так по-детски счастлива.

Мы и не заметили, как очутились в Порт-он-Си. Мак останавливается на сплошь покрытой рытвинами подъездной дорожке, ведущей к маленькому ветхому коттеджу.

— Агент дал мне этот адрес, — говорит он, ставя машину на ручник.

Мы молча смотрим на дом, стоящий перед нами, не решаясь выйти из фургона. На деревянных оконных рамах давно уже облупилась голубая краска — должно быть, это все соленый морской воздух. Вьющиеся розы, наверняка радовавшие когда-то гостей дома и его хозяев своей красотой, теперь безвольно свисают с подставок, их листья почернели и выгнили — едва ли они зацветут снова, даже с приходом лета. Через гравий дорожки пробивается сорная трава, и лужайка совсем заросла. Этому коттеджу явно не помешали бы уход и забота — сейчас он выглядит так, будто в нем никто не живет.

— Думаю, когда-то здесь было очень красиво, — говорю я.

— Угу. Над домом немного поработать, и получилось бы очень живописно, — отзывается Мак. — Представь, как было бы чудесно выходить каждое утро на улицу и видеть эту красоту.

Он показывает куда-то вдаль, и я вижу отсюда голубую водную гладь, сияющую под мягкими лучами солнца. До меня даже доносятся крики чаек, летающих над нашей головой.

— С ума сойти… Неудивительно, что он захотел сюда переехать.

— Может, посмотрим, дома ли он? — спрашивает Мак.

— Часть меня хочет развернуться и уехать обратно, — признаюсь я.

— А другая? — улыбается он.

— Другая хочет постучать в двери этого дома, — смеюсь я.

— Второй вариант мне нравится больше, — подмигивая, отвечает мне он. — Ничего не бойся! Правда, Горацио?

Пес снова радостно лижет мою шею. Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза, вспоминаю о маме и Тэтти и выхожу из фургона.

Я звоню в дверь, мы ждем. Звоню еще раз — по-прежнему никакого ответа. На третий раз я уже совсем отчаиваюсь. Кажется, Джеймса нет дома.

— Возможно, нам просто не повезло, — успокаивает меня Мак.

— Поверить не могу, — шепчу я, сдерживаясь из последних сил. Я приподнимаюсь на цыпочки и заглядываю в окошко на фасаде, но ничего не вижу через ветхий тюль занавесок.

— Давай я позвоню в агентство недвижимости, узнаю, нет ли у них его номера телефона, — предлагает Мак. — Подожди минутку.

Пока он идет к машине, до меня вдруг доносятся отголоски музыки, идущие откуда-то изнутри. Ее едва слышно, но я совершенно уверена, что звук идет из другой части дома.

Я иду на звуки музыки, захожу за угол и вижу покосившуюся оранжерею, из которой открывается чудесный вид на море. В ней трудится над скульптурой полностью обнаженный — если не считать соломенной шляпы и косынки на шее, разумеется — мужчина. Он стоит ко мне спиной, поэтому я имею удовольствие лицезреть только его отвисший зад. Это зрелище настолько меня поражает, что я ахаю от удивления. Должно быть, почувствовав, что за ним наблюдают, мужчина резко поворачивается ко мне передом, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закрыть лицо руками от ужаса. Я собираю волю в кулак и напряженно смотрю ему в глаза. Не думаю, что сумею когда-нибудь стереть из памяти эту картину. Она займет достойное место в галерее моих воспоминаний рядом с Карлом в одних трусах а-ля Гомер Симпсон. Сколько еще пожилых мужчин мне доведется увидеть в неглиже? Боюсь, как бы это не стало традицией.

Он радостно улыбается, его совершенно не беспокоит, что за ним из его собственного сада подглядывает незнакомая молодая особа. Он лишь широко раскрывает свои удивительные небесно-голубые глаза и встряхивает белоснежными волосами. Затем машет мне рукой, приглашая войти, и я, едва уняв дрожь в коленках, отворяю стеклянную дверь и вхожу.

— Здравствуйте, — приветствует он меня, слегка приглушая музыку. — Чем могу помочь?

— Простите за вторжение… — Я не знаю, куда глаза спрятать.

— Не извиняйтесь, — улыбается он. — Я ничего не имею против, хоть вас это и смущает.

Я жмурюсь от зимнего солнца, пробивающегося через стеклянные стены оранжереи. Здесь так тепло, особенно когда заходишь с морозного воздуха, с улицы: у него тут настоящие тропики.

— Предпочитаю работать обнаженным, — поясняет он, без тени смущения проходя передо мной к столу, набрасывает на себя халат и подвязывает его поясом. — Знаете, это помогает отвлечься от лишних мыслей. Итак, чем я могу вам помочь, дорогая моя?