Иван Стаднюк - Меч над Москвой

- Вот примерно так, товарищ Жуков, вы должны рассечь блокадное кольцо немцев на сухопутье, да еще при помощи Балтфлота и двух военных флотилий заломить им за спину руки, - с чуть заметной улыбкой сказал Сталин. - В тяжком положении оказался Ленинград... Противник захватил Шлиссельбург, а вчера разбомбил Бадаевские продовольственные склады... По Карельскому перешейку наступают на город финские войска, а группа немецких армий "Север", усиленная четвертой танковой группой, таранит город с юга... С Ленинградом по сухопутью у нас теперь связи нет. Так что имейте в виду: вам придется лететь через линию фронта или лететь над Ладожским озером, которое тоже контролируется немецкой авиацией.

В голосе Сталина явственно прозвучала тревога за безопасность перелета Жукова в Ленинград. Георгий Константинович молча ел грушу и сумрачно глядел в тарелку.

Сталин, будто для того, чтоб развеять его тревожную догадку, продолжил разговор о Ленинграде:

- Вы, товарищ Жуков, извините, что воспроизводим обстановку вокруг Питера, которая вам, как члену Ставки, известна по каждодневным сводкам Генштаба. Но я по себе знаю: когда лишний раз проникнешь мыслью в проблему, обязательно увидишь эту проблему чуть объемнее, а то и найдешь новые подходы для ее решения. Это, по Ленину, и есть диалектика мышления, которую он понимал как теорию познания.

- Могу сказать, - поддержал Сталина Молотов, - что эта формула зафиксирована Владимиром Ильичем в его фрагменте, именуемом "К вопросу о диалектике".

Сталин кивнул в знак согласия головой и вновь обратился к Жукову:

- Так вот... Вчера немцы начали новое наступление на Ленинград. Главный удар восемью дивизиями они наносят из района западнее Красногвардейска, а вспомогательный - из района южнее Колпино... Надо ломать голову над тем, как перегруппировать наши силы и где наскрести резервы...

Подойдя к столику с телефонами, Сталин положил в пепельницу потухшую трубку, а с книжной полки взял вторую трубку - с коротким гнутым чубуком. Понянчил ее на ладони, будто взвешивая, всмотрелся в тисненые надписи на коричневом корпусе-чашечке из верескового корня и тихо произнес:

- "Риал-Бриар"... "Фламинго"... Знаменитая фирма... Прежде чем продавать свои трубки, их долго обкуривают в море... - Потом вновь устремил грустный взгляд в сторону обеденного стола и вернулся к своим прежним мыслям: - Ставка поручила товарищу Ворошилову решать архисложную задачу, назначив его главнокомандующим войсками Северо-Западного направления. Это два фронта и Балтфлот. Правильно решил ГКО, что в новых условиях расформировал Главное Командование, подчинив фронты Ставке.

- Но, может, сейчас, когда Северный фронт разделен на два - Карельский и Ленинградский, - Клименту Ефремовичу Ворошилову не стоит покидать Ленинград? - спросил Жуков, подняв взгляд на Сталина.

- Вы что, обсуждаете решение Ставки о вашем назначении?..

- Никак нет, товарищ Сталин! Я посчитаю за честь быть заместителем у маршала Ворошилова!.. Не зря о нем песни в народе поют!

Сталин не отрывал глаз от лица Жукова, будто удостоверяясь в искренности его слов, а потом вдруг, посветлев лицом, тихо засмеялся и сказал:

- Песня песне рознь. Когда мы начали насыщать армию моторами и сокращать кавалерию, появилась и такая песенка. Мне дочь принесла ее из школы. - И Сталин, прокашлявшись и взглянув на Берию, тихо запел:

Товарищ Ворошилов,

война уж на носу,

а конница Буденного

пошла на колбасу...

Все за столом рассмеялись, кроме Берии, а Сталин, будто не слыша смеха, строго сказал Жукову:

- Ворошилову найдется другое дело, возможно не менее ответственное. Война ведь со всех сторон грозит нам бедами... А как вы, товарищ Жуков, оцениваете обстановку на московском направлении?

Жуков промокнул салфеткой влажные губы и неторопливо, но жестко и уверенно стал излагать мысль о том, что группа немецких армий "Центр" понесла в летних боях тяжелые потери и должна сейчас пополняться. И кроме того, немцы, не завершив операцию под Ленинградом и не соединившись с финскими войсками, едва ли начнут наступление на Москву.

В столовой воцарилась тишина. Все будто всматривались в стратегическую ситуацию, изображенную Жуковым. Сталин прохаживался по ковру и глядел себе под ноги. Он, видимо, тоже мысленно примерял свои соображения к услышанному от Жукова.

Потом разговор перекинулся к тяжелейшей обстановке на Юго-Западном направлении и о необходимости смены там командования. Жуков, предполагая, что вызовет гневный протест Сталина, с жестким упрямством вновь высказался за то, что надо немедленно оставить Киев, отвести всю киевскую группу наших войск на восточный берег Днепра и за ее счет создать где-то в районе Конотопа резервный кулак... На этот раз Сталин не возражал Жукову. При всеобщем напряженном молчании он позвонил маршалу Шапошникову и приказал ему переговорить по этому поводу с Военным советом Юго-Западного фронта и готовить директиву Ставки.

- Что вас еще впечатлило в Ельнинской операции? - Сталин перевел разговор на другое. Он присел рядом с Жуковым к столу, налил себе в бокал красного вина и разбавил его водой из графина.

- Умение немцев воевать... - вздохнув с облегчением, стал отвечать Жуков. - Оборону, как я уже говорил, строят они железную. Контратакуют нисколько не хуже нас. Пока весьма крепок у них и моральный дух - войска вышколены.

- О какой морали фашистов может идти речь? - заметил Молотов.

- Я имею в виду чисто воинский, солдатский дух, - с нажимом на последние слова уточнил Жуков. - Допрашивал я одного их танкиста под Ельней... Этакий нибелунг, каких мы видели в старом кинофильме: высокий, белокурый - красивый, мерзавец. Словом, чистокровный ариец. Задаю ему через переводчика вопросы. Отвечает четко и бесстрашно: он - механик-водитель второй роты второго батальона десятой танковой дивизии... Эту дивизию, как и несколько других, мы расколошматили в клочья. Потом немцы увели их из ельнинского выступа и заменили свежими... Так вот... Задаю пленному новые вопросы. Перестал отвечать... "Почему не отвечаете?" Молчит. Потом заявляет: "Вы военный человек и должны понимать, что я, как военный человек, уже сказал все то, что мог сказать, - кто я и к какой части принадлежу. Ни на какие другие вопросы отвечать не могу. Потому что дал присягу. И вы не должны меня спрашивать, зная, что я военный человек, и не вправе от меня требовать, чтобы я нарушил свой долг и лишился чести". Жуков умолк, обвел хмурым взглядом сосредоточенные лица сидящих за столом.

- Очень эффектно! - с ухмылкой откликнулся Молотов. - А вспоминают они о своей чести, когда убивают и грабят мирных советских людей?..

- И когда наших пленных расстреливают! - запальчиво поддержал Молотова Мехлис. - Добивают раненых, бросают в огонь детей?!