Рамиль Мавлютов - Ганнибал

Сам же он решил вторгнуться во главе главной армии в Италию. Этот порядок военных действий, без сомнения, изначально задумывался Гамилькаром. Смелое нападение на Рим допустимо было лишь в Италии, точно так же как решительное нападение на Карфаген допустимо было лишь в Ливии; как Рим, без колебания, начал бы следующую кампанию нападением на Ливию, так и Карфаген не обязан был довольствоваться какими-нибудь второстепенными предметами военных операций, например, Сицилией, или одной оборонительной войной. Во всех этих инцидентах проигрыш был бы идентичен смерти, а победа принесла бы различные плоды. Каким же, однако, путем можно было напасть на Италию? Достигнуть полуострова можно было или водой, или сушей; но, для того чтобы поход носил характер не безнадежного начинания, а военной экспедиции со стратегической целью, необходимо было иметь более близкую операционную базу, чем Испания или Африка.

Ганнибал не мог опираться ни на флот, ни на какую-либо приморскую крепость, так как Рим господствовал в то время на морях. Но и на территории, принадлежащей италийскому союзу, едва ли можно было найти твердую точку опоры. Если этот союз в совершенно иные времена и, несмотря на свои симпатии к эллинам, устоял против ударов, нанесенных ему Пирром, то не было никакого основания ожидать, что он распадется при появлении финикийского полководца; вторгнувшаяся в Италию армия была без сомнения раздавлена между сетью римских крепостей и крепко сплоченным союзом. Только страна лигуров и кельтов могла сделаться для Ганнибала тем, чем была для Наполеона Польша во время его походов на Россию, очень похожих на поход Ганнибала; в этих племенах еще были сильны волнения в связи с только что окончившейся войной за независимость; они не состояли в племенном родстве с италиками и опасались за свое существование, так как именно в это время римляне начали окружать их цепью собственных крепостей и шоссейных дорог, следственно на финикийскую армию, заключившую в своих рядах много испанских кельтов, они должны были смотреть как на свою спасительницу и обязаны были быть для нее опорой, доставляя ей питание и рекрутов.

Уже были заключены мнимые уговоры с бойями и инсубрами, какие должны были послать навстречу карфагенской армии вожаков, организовать для нее у своих единоплеменников хороший прием, снабжать ее во время похода продовольствием и восстать против римлян, лишь только карфагенская армия заступит на италийскую территорию. На эту же область указывали и отношения с востоком. Македония, снова утвердившая свое владычество в Пелопоннесе благодаря победе при Селлазии, находилась с Римом в натянутых отношениях; Димитрий Фаросский, променявший союз с римлянами на союз с македонянами и изгнанный римлянами из своих владений, жил изгнанником при македонском дворе, который отказал римлянам, требовавшим выдать его. Если и существовала возможность где-либо соединить против общего врага две армии, выступившие от берегов Гвадалквивира и Карасу, то это могло случиться только на берегах реки По.

Таким образом, все указывало Ганнибалу на северную Италию; а что туда же были обращены взоры и его отца, видно из того факта, что римляне к своему крайнему удивлению встретили 230 г. до н. э. в Лигурии с отрядом карфагенян. Менее понятно, почему Ганнибал предпочел сухой путь морскому, так как и само по себе очевидно, и было доказано последующими событиями, что ни морское могущество римлян, ни из союз с Массалией не были непреодолимым препятствием для высадки армии в Генуе.

В дошедших до нас сведениях немало таких пробелов, которые не позволяют нам полностью разрешить этот вопрос и которые нельзя восполнить догадками. Ганнибал, вероятно, выбрал из двух зол меньшее. Вместо того чтобы подвергнуть себя случайностям морского переезда и морской войны, с которыми он был мало знаком и которые было трудно заранее предвидеть, он счел более благоразумным положиться на бесспорно искренние обещания бойев и инсубров, тем более потому, что высадившейся в Генуе армии предстоял бы переход через горы; вряд ли он знал, что переход через Апеннины подле Генуи менее труден, чем переход через главную цепь Альп. Но тот путь, который он избрал, с древних пор служил путем для кельтов, и по нему проходили через Альпы гораздо более многочисленные массы людей; стало быть, союзник и избавитель кельтов мог уверенно идти по нему.

Появление карфагенской армии по ту сторону Альп разом изменило положение дел и разрушило римский план войны. Из двух главных римских армий одна высадилась в Испании, уже вступила там в борьбу с врагом, и вернуть ее оттуда не было возможности. Другая, предназначенная для экспедиции в Африку под начальством консула Тиберия Семпрония, к счастью еще находилась в Сицилии; на этот раз медлительность римлян пошла им на пользу. Из двух карфагенских эскадр, которые должны были отплыть к берегам Италии и Сицилии, одна была рассеяна бурей, и некоторые из ее судов были захвачены подле Мессаны сиракузянами; другая тщетно пыталась завладеть врасплох Лилибеем и потом была разбита в морском сражении перед входом в эту гавань. Однако пребывание неприятельской эскадры в италийских водах было настолько неудобно, что консул решил до переезда в Африку занять мелкие острова вокруг Сицилии и прогнать действовавших против Италии карфагенский флот. Все лето он осаждал Мелиту, разыскивал неприятельскую эскадру, которую он надеялся найти у Липарских островов, между тем как она сделала высадку подле Вибо (Монтелеоне) и опустошал бреттийское побережье, и, наконец, собирал сведения о самом удобном месте высадки на африканском берегу; поэтому и римская армия и римский флот еще находились в Лилибее, когда там было получено от сената приказание как можно скорее возвращаться для защиты отечества.

Таким образом, обе главные римские армии, каждая из которых равнялась по численности армии Ганнибала, находились далеко от долины реки По, где вовсе не ожидали неприятельского нападения. Впрочем, там находились римские войска вследствие восстания, вспыхнувшего среди кельтов еще до прибытия карфагенской армии. Основание двух римских крепостей Плаценции и Кремоны, в каждой из которых было поселено по 6 тысяч колонистов, и в особенности подготовка к основанию на территории бойев Мутины побудили бойев восстать еще весной 218 г. до н. э., ранее условленного с Ганнибалом срока; а в этом восстании немедленно приняли участие и инсубры. Колонисты, поселившиеся на территории Мутины, подверглись неожиданному нападению и укрылись в самом городе. Командовавший в Аримине претор Луций Манлий поспешил со своим единственным легионом на выручку окруженных со всех сторон колонистов; но после того как он был застигнут врасплох при переходе через лес и понес большие потери, ему не оставалось ничего другого, как укрепиться на одном возвышении, которое бойи осаждали до прибытия второго легиона, присланного из Рима под начальством претора Луция Атилия; этот легион выручил осажденную армию и город и на короткое время подавил восстание галлов. Это преждевременное восстание бойев, с одной стороны, во многом способствовало осуществлению замыслов Ганнибала, потому что задержало отъезд Сципиона в Испанию, но с другой — оно было причиной того, что он не нашел долину По совершенно свободной от римских войск вплоть до крепостей. Впрочем, римский корпус, состоявший из двух сильно пострадавших легионов, в которых не насчитывалось 20 тыс. солдат, должен был сосредоточить все свои усилия на том, чтобы удерживать кельтов в покорности, и не мог помышлять о захвате альпийских проходов; что со стороны этих проходов грозила опасность, в Риме узнали только в августе, когда консул Публий Сципион возвратился из Массалии в Италию без армии, да и тогда, вероятно, не обратили на это серьезного внимания, предполагая, что безрассудно смелое предприятие должно сокрушиться о преграду Альп. Поэтому в решительную минуту в нужном месте не было даже римского форпоста.