Петр Люкимсон - Моисей

Тогда Моисей сам направился к Датану и Авираму, жившим на расстоянии четырех тысяч локтей (около двух километров) от его шатра, однако они вновь отказались как выйти к Моисею, так и принять его у себя.

Обвинения Датана и Авирама в провале миссии и своекорыстии вызвали особую боль в душе Моисея, который не извлекал и никогда не пытался извлечь каких-либо материальных выгод либо других преимуществ из своего положения вождя. И не случайно Моисей сетует Богу именно на Датана и Авирама, а не на Корея:

«И весьма досадно стало Моше и сказал он Богу: "Не обращай внимания, пожалуйста, на дар их! Ни у кого из них не взял я ни одного осла и зла не сделал никому из них"» (Чис. 16:15).

Надо сказать, что в эту ночь не спал не только Моисей, но и Корей. Он тоже переходил от шатра к шатру, произнося против Моисея одну зажигательную речь за другой и призывая всех выйти утром на главную площадь стана и покончить с властью «тирана». При этом — если верить мидрашу — Корей применял для убеждения народа те же аргументы, которые спустя более трех тысячелетий будут использовать в борьбе с религией марксисты: он утверждал, что десятина и пожертвования, которые евреи должны отдавать левитам и коэнам, являются самым настоящим ограблением народа; что, опутывая людей множеством зачастую совершенно необъяснимых запретов, внушая страх перед Богом, Моисей стремится поработить их и заставить безропотно обслуживать духовенство.

И хотя он сам, Корей, тоже из левитов, он решительно против таких законов. В каком настроении находился в те минуты Моисей, насколько одиноким он себя чувствовал, свидетельствует его знаменитый псалом:

«Кто восстанет за меня против злодеев? Кто встанет за меня против творящих беззаконие? Если бы не Господь в помощь мне, скоро в могиле поселилась бы душа моя. Если говорил я — "Пошатнулась нога моя!" — милость Твоя, Господи, поддерживала меня. Когда много тревог у меня, утешения Твои ободряют мою душу. Станет ли другом Тебе сидящий на престоле нечестивости, делающий беззаконие законом себе? Толпами собираются они на душу праведника и кровь невинную обвиняют. Но был Господь — оплотом мне, и Бог мой — скалой защиты моей. И Он воздал им за беззаконие их и за злодейство их истребил, истребил их Господь, Бог наш» (Пс. 94 [93], 16—23).

Наконец, на исходе этой длинной ночи, едва забрезжил рассвет, тысячи людей начали стекаться на главную площадь стана. Давайте попытаемся, основываясь на тексте Библии, взглянуть на происходившее глазами человека из той толпы.

Вот на площади появляется Корей с 250 соратниками. С величавым достоинством они держат в руках медные совки с зажженными благовониями, которые они собираются возложить на жертвенник, чтобы доказать, что каждый еврей может и имеет право служить в Храме, что никто из них ничем не хуже Аарона и его сыновей. Вот из своих шатров, расположенных всего в нескольких десятках метров от площади, выходят Датан и Авирам вместе с детьми и женами. Они не собираются приносить воскурения на жертвенник, но всем своим видом демонстрируют предвкушение удовольствия от предстоящего унижения Моисея.

А вот, наконец, появляются и Моисей с Аароном. За ними следуют Иисус Навин и несколько левитов в кожаных кольчугах и с мечами на бедрах, но Моисей жестом приказывает им оставаться на месте. Без всякой охраны, один, он выходит на центр площади и становится неподалеку от Корея и его приспешников, впрочем, не слишком близко приближаясь к ним. Аарону, который также держит в руках совок с благовониями, он велит встать рядом с 250 мятежниками.

В этот момент по толпе проносится глухой ропот недовольства, но в облике Моисея столько спокойствия и уверенности в себе, от него исходит нечто такое, что ропот стихает, и на площади устанавливается мертвая тишина.

— Евреи! — говорит Моисей. — Эти люди убеждают вас, что я — самозванец, что я лгу, когда внушаю вам, что действую от имени Бога! Они твердят, что я просто придумываю от Его имени всякие запреты, чтобы дурачить вас; что я думаю только о своей выгоде и почестях и раздаю почетные должности только своим близким родственникам. Так или нет?!

— Да! — выдыхает в едином порыве толпа.

— Вы знаете, как я предложил разрешить наш спор, — продолжает Моисей. — Если Бог позволит им подойти к жертвеннику и принести свои воскурения — значит, правы они, а не я, и в вашей воле решить, как поступить со мной дальше. Но знайте также и то, что Бог приговорил их к смерти за дерзость. А потому, если вы не хотите разделить их участь, отступите в сторону от бунтовщиков, ибо вот-вот случится нечто страшное, и они умрут...

Моисей произносит эти слова с такой уверенностью, что толпа невольно подается назад и вокруг Корея и его сообщников образуется пустота. Отшатывается толпа и от шатров семей Датана и Авирама, однако лишь для того, чтобы снова замереть и увидеть, что будет дальше...

— Вы можете сказать: все мы — смертны, и даже если они умрут, это еще не доказательство, что я говорю вам только то, что мне говорит Бог, — снова берет слово Моисей. — Что ж, если они умрут обычной смертью, то считайте, что я и в самом деле все выдумал. Но я говорю вам: сейчас Бог сделает такое, чего вы никогда не видели — раскроет земля свои уста и поглотит все их имущество и они живыми сойдут в Преисподнюю, — и вы узнаете, кто прав и на чьей стороне Бог...

Не успел Моисей закончить эти слова, как раздался страшный грохот и на том месте, где стояли Датан и Авирам с их женами и детьми, также на месте шатров Корея и остальных мятежников разверзлась земля, поглощая и сами шатры, и находившихся возле них людей. Прошло не больше мгновения — и земля снова сошлась, словно воды реки, но на месте шатров абсолютно ничего не было. Люди даже не успели осознать, что произошло, как вдруг неизвестно откуда взявшееся ослепительно яркое пламя охватило тела Корея и его единомышленников, превратив их в живые факелы, корчащиеся и стенающие от боли. Они все еще продолжали кричать, когда земля расступилась уже под их ногами, увлекая их в бездну. Но странное дело — посреди всего этого ада спокойно, целый и невредимый стоит Аарон, и огонь не трогает его, и земля не расступается под его ногами.

Зрелище это было настолько страшным, что люди в ужасе бросились бежать с площади, опасаясь, что и их постигнет участь сторонников Корея — ведь каждый из них и в самом деле считал, что Корей прав. Теперь, кажется, ни у кого не осталось никаких сомнений в правоте Моисея и Божественном характере его миссии. Однако до конца бунта было еще далеко...

Едва все опомнились от происшедшего, в адрес Моисея прозвучали новые обвинения — теперь народ обвинял его в том, что он использует свои особые отношения с Богом для того, чтобы упросить Его жестоко расправиться со всеми, кто осмеливается в чем-либо упрекнуть его и покушается на его, Моисея, власть. «Бог бы простил Корея и его людей, но Моисей не захотел этого и умолил Творца убить их! Моисей — убийца, и неважно, чем он убил Корея и других людей — силой оружия или своей молитвой! Моисей — тиран, жестоко расправляющийся со всеми инакомыслящими!» — витийствовали новые бунтовщики в стане.