Сергей Голукович - Поперечное плавание

Часа через два появился пассажирский поезд. Он вызвал переполох: все засуетились, забегали с узлами и чемоданами, рассыпаясь по платформе. Сержант и один из шоферов, захватив карабины, уже стояли там, где вышел дежурный по станции с жезлом, прикрепленным к большому проволочному кольцу. Машинист, увидев военных, подающих сигнал остановки где-то добытым красным платком, остановил поезд. Вытерев комком ветоши руки, привычным движением скользнул по железным ступенькам. Озабоченно посмотрел на беготню женщин с ребятишками у закрытых вагонов.

— Сержант, не боишься ответить за самовольную задержку поезда?

Сержант пожал плечами:

— Мне что? Приказ выполняю. Пока капитан не даст сигнал, поезд отправлять не позволю.

— Ишь какой строгий! Не пугай. Лучше помоги женщинам садиться.

Но сержант остался на месте. А капитан, пробежав вдоль поезда, прыгнул на подножку одного из вагонов, открыл ключом двери. Затем перебрался в другой вагон, тоже открыл двери. Проводники возмущались:

— Не имеете права! — Но все же впускали в вагоны женщин и детей.

Когда на платформе остались только люди в военном, поспешно сующие в вагоны последние узлы и чемоданы, Корнев дал патрулю у паровоза сигнал фуражкой. Сразу же раздался свисток, лязгнули буфера, и поезд тронулся.

Корнев растерянно смотрел на окна — где же его семья? Во время посадки он лишь мельком заметил, как Елизавета Петровна бежала с Вовочкой на руках, споткнулась и упала. Какой-то боец помог ей подняться. Потом она, прихрамывая, побежала дальше, прижимая сына к груди, а сбоку мелькнуло платье дочки. Окна все быстрее и быстрее мелькали мимо, и Корнев так и не увидел своих. Сердце тоскливо сжалось: «А увижу ли? Так ли надо было проводить?» Почему-то ответственность за все, что случилось, почувствовал так остро, словно сам был виноват и в том, что идет война, и в том, что жене его с двумя ребятишками будет очень тяжело.

А в это время, прижав к разбитой коленке пахнущий духами платок, подарок мужа на Первое мая, Елизавета Петровна во все глаза смотрела сквозь мутное стекло на Корнева. Она понимала, что муж ее не видит и не увидит. Кричать бесполезно — не услышит. Она, когда-то активистка женского клуба атеистов, шептала: «Господи, помоги: сохрани его!» Мелькали спасительные воспоминания: «Ведь на Карельском перешейке подорвалась на мине машина, в которой он ехал. И он чудом уцелел. Пусть повезет ему и в этой страшной войне. Пусть ему повезет».

Скрылись красные сигнальные огни хвостового вагона. Капитан медленно направился к стоянке машин и тут увидел Виктора Борченко. Мальчик виновато развел руками:

— Отстал. Бегал за забытым матерью бидоном с молоком в сквере.

Корнев расстроился. Потом решил, что сумеет отправить своего тезку к Борченко, который тоже где-то на Днестре содержит переправу.

Вернулись в батальон уже поздно ночью. По мосту шел непрерывный поток обозов и техники. Переправлялись с правого берега гражданские организации. Проплывали силуэты комбайнов и сильно перегруженных машин. А на самом верху неведомо как удерживаются женщины с ребятами. Наплавной мост как живой прогибался под машинами и, едва выровнявшись в паузах между проходящими колоннами, снова оседал под очередным грузом.

На исходе был первый месяц войны. В скупых сводках Совинформбюро говорилось о тяжелых боях на смоленском и киевском направлениях. Стаи вражеских самолетов появлялись по нескольку раз в день над Днестром и летели на восток. Каждый вечер, выходя из укрытии, один за другим смыкались мостовые паромы. Под покровом ночи в спешке шли через мост люди, обозы, машины. Когда сигналом фонаря дежурный прерывал их поток, в сторону фронта начинали движение колонны грузовиков, цистерны с бензином, шагал строй новобранцев или грохотали упряжки с пушками.

С рассветом мост исчезал. От пристани к пристани начинали сновать перевозные паромы, густо утыканные зелеными ветками и готовые по сигналу «Воздух» скрыться под тенью склонившихся к воде развесистых деревьев. Ночью остановки перед мостом короткие, а днем в ожидании парома — значительные. В очередях, пока прикурит один у другого или разживется щепоткой махорки на закрутку, перебросятся бойцы парой слов. Если доведется повстречать земляка, тут торопливый разговор обо всем, а главное: как там, на передовой? Так и собирали ворох новостей с Заднестровья. В них вперемежку быль с небылицей, нередко то гордая, то горькая правда очевидцев. В газетах не писали, почему переправу не охраняют наши соколы. Но понтонеры узнали, что еще в первочасье войны на ближайшем аэродроме в Бельцах под вражескими бомбами сгорели наши самолеты.

От окрученного бинтами бойца в зеленой фуражке понтонеры услышали рассказ о пограничной заставе, которой командовал старший лейтенант Ветров. Пять суток удерживала она свой участок до подхода армейских частей. Сорок пограничников отбили все атаки румынского батальона. Иногда противнику удавалось уцепиться за левый берег Прута. Тогда пограничники штыковым ударом сбрасывали его обратно в воду. В одной из контратак Ветров был ранен, но заставу не оставил.

Хотя и нелегко было понтонерам ежедневно наводить и разводить мост, комбат использовал любую возможность для обучения слабо подготовленных запасников. С утра до вечера в небольшом заливчике, накрытом кронами деревьев, шли непрерывные тренировки по сборке различных понтонных конструкций. Слышались команды: «К сборке приступи!.. Прогоны!.. Настилка!.. Запажиливай!..»

Как-то вечером, когда по мосту пошли грузы, капитан Корнев, прижимаясь к перильному канату, собрался на правый берег. Его окликнул Тарабрин:

— В одиночку ходить ночью настоятельно не рекомендую. Опасно.

Ночью пограничники, проверяя документы у столпившихся перед мостом беженцев, задержали заведующего торговой базой. На недавно полученном и еще не взятом военкоматом на учет «пикапе» тот пытался проехать через мост. Он имел документы на эвакуацию по железной дороге, но решил уехать на «пикапе». В машине кроме имущества семьи обнаружили солидный запас сахара, масла, консервов и колбасных изделий. Продукты пограничники изъяли по акту в свою хозчасть. Завбазой с семьей отправили попутной машиной, а новенький «пикап» с шофером Башарой направили в штаб батальона. Лейтенант Соловьев, проверив документы у водителя, спросил:

— Как же вы, товарищ Башара, оказались у моста вместо ближайшего военкомата?

— «Пикап» не хотел заведующему оставлять. Он же на нем тикать собрался. Другого шофера нашел бы, а я пограничникам сам сказал, чтобы документы хорошенько проверили.

Слова Башары подтвердил сопровождавший его пограничник, и Соловьев решил, что шофера и машину можно зачислить в батальон. Обрадованный Башара пошел было к «пикапу», но старшина Тюрин завернул его к сарайчику, где было сложено имущество хозвзвода.