Семен Борисов - Фрунзе

— Я работаю над планами баррикадных уличных боев...

Он показал план улиц Иваново-Вознесенска. На план были нанесены река, мосты, расположение баррикад, наблюдательный пункт на возвышенности и место, где должен находиться революционный штаб.

По призыву партии большевиков рабочие Иваново-Вознесенска вышли на демонстрацию.

По всей главной Ивановской улице двигался живой человеческий поток. Над ним алел кумач знамен, колеблемых осенним ветром. Шли мужчины и женщины, бородатые рабочие и юноши. В переулках стояли полицейские — озлобленные, готовые к расправе. Но песня демонстративно звучала, как вызов:

Колонна направилась к окраине. Показалась тюремная ограда. Кирпичные, неоштукатуренные корпуса тюрьмы с маленькими окнами за решетками внезапно очнулись от своего мрачного оцепенения. В переплетах решеток показались руки, кое-где замелькали красные платочки. Послышались крики:

— Да здравствует революция!

— Долой самодержавие!

Демонстранты остановились на площади перед тюремными воротами. Была послана делегация к тюремному начальству.

— Мы требуем освобождения политических заключенных.

Из камер доносился грозный шум. Тюремщики рас терялись. Они знали, что у рабочих есть оружие и что в случае сопротивления стража будет смята... Загремели железные засовы. Несколько десятков политических заключенных вышли на свободу.

Радостные, возбужденные одержанной победой, демонстранты повернули к Талке.

На берегу начался митинг.

Далеко разносился громкий голос Фрунзе:

— Товарищи! Половина России охвачена пламенем восстания. Сейчас всюду идет борьба не на жизнь, а на смерть. Решается вся наша последующая судьба. Победит рабочий класс в этой борьбе, добьется он демократической республики — для него будет обеспечена возможность свободной борьбы за счастье и светлое будущее; если же он окажется не на высоте своей задачи, если позволит обойти и обмануть себя своим врагам, то в будущем ему предстоит та же каторжная жизнь, что и сейчас...

В это время со стороны города показалась вторая колонна. Она приближалась в зловещем молчании. Тускло поблескивали церковные хоругви.

— Черная сотня! — раздались крики среди рабочих.

В первых рядах черносотенцев — купцов, домовладельцев, чиновников, дворников — несли портрет царя. Внезапно из задних рядов выскочили конные казаки и полицейские. В руках черносотенцев тотчас же оказались колья и ножи. Засвистали, рассекая рабочие спины, нагайки, раздались выстрелы, послышались вопли женщин... Рабочие сопротивлялись, стаскивали казаков с лошадей, сбивали с ног полицейских, выхватывали у нападавших дубины, но силы были неравны. Демонстранты бросились в лес; на поле осталось много изувеченных и убитых товарищей.

Для борьбы с террором рабочие решили создать более многочисленную боевую дружину. Фрунзе отбирал на фабриках наиболее закаленных рабочих и проводил с ними военные занятия в лесу.

О разгроме рабочей демонстрации решено было выпустить прокламацию. Дело было поручено Фрунзе. Подпольная типография помещалась в подвале дома ярого черносотенца, одного из организаторов побоища на Талке. Несмотря на то, что ищейки окружали Фрунзе все тесней и опасность быть схваченным угрожала ему ежеминутно, он явился в типографию лично.

Отдавая наборщику текст, он сказал:

— Надо напечатать две тысячи листовок. Я дам тебе в помощь своих ребят...

Начали печатать.

Ночью домовладелец услышал подозрительный стук в подвале. Он разбудил жену. Та с испугу подняла шум. Хозяин дома бросился в полицию.

Узнав о переполохе, Фрунзе разыскал крестьян, скую подводу и немедленно погрузил все типографское оборудование. Когда полиция явилась с обыском, завернутые в одеяла и мешки шрифт, прокламации и разобранный станок были уже далеко за городом, по дороге в Шую.

Разделавшись благополучно с типографией, Фрунзе направился в лес на конспиративное партийное собрание.

Около фабрики Битовых неожиданно из засады выскочил казачий раз’езд.

— Стой! Руки вверх!

Казаки окружили Фрунзе, обшарили карманы и нашли револьвер. Как звери, набросились они на свою жертву.

— Студент! Революционер!

М. В. Фрунзе в 1906 г.

Несколькими ударами Фрунзе был сбит с ног. На шею ему набросили аркан, привязанный к седлу, и лошадь поскакала... Петля грозила задушить Фрунзе. Он схватил руками веревку и бросился бежать за лошадью, чтобы не быть удушенным. Осыпаемый ударами нагаек, Фрунзе совершал свой мучительный бег... Силы оставили его.

Поравнявшись с палисадником, казаки остановили лошадей.

— Лезь на забор!

Предполагая, что палачи натешились над ним и теперь хотят посадить его на лошадь, Фрунзе полез с петлей на шее на решетчатый палисадник. Но, когда он встал на поперечную жердь, казак со всей силой стегнул лошадь. Она рванула. Ноги Фрунзе застряли в решетке, но он успел ухватиться рукой за аркан. Лошадь еще раз рванула, забор затрещал, что-то хрустнуло в колене, и Фрунзе без сознания рухнул на землю... След от этого падения остался на всю жизнь. При усиленной ходьбе коленная чашечка соскальзывала, и ее приходилось вправлять.

Фрунзе пришел в сознание в тюрьме. Он лежал на каменном мокром полу в темной, зловонной камере. Все тело ныло, в ушах стоял непрерывный болезненный звон, на губах запеклась кровь. Фрунзе хотел повернуться, но режущая боль в колене не давала сдвинуться с места.

Время ползло медленно. Сырой холод пронизывал все тело. Сознание времени угасало, проваливаясь в черную ледяную пустоту.

Раздался лязг засовов. Дверь открылась, и скудный свет керосинового фонаря бросил слабый луч в каменный мешок. Фрунзе увидел лужи крови на полу, зеленую плесень на стенах и деревянную парашу к углу. Кто-то наклонился над ним, звеня ключами.

Запахло махоркой и дегтем от сапог.

— Жив.

Фрунзе слабо простонал в Ответ.

В камеру вошел еще кто-то.

— Не подох...

Началось новое избиение. Фрунзе потерял сознание, не чувствуя, как били его осатанелые тюремщики...

Через несколько дней, когда Фрунзе перевели из корпуса в камеру, он написал прокурору протест от имени группы арестованных:

«Мы, нижеподписавшиеся, были задержаны нарядом полиции и казаков и приведены на чембурах в Ямскую арестантскую, где и подверглись избиению со стороны казаков и находящейся стражи арестного дома: нас били перед входной дверью в коридор, в коридоре, в камере, причем били кулаками (всех), нагайками (всех), поленом...»