Яков Слащов-Крымский - Белый Крым, 1920

II. Сейчас в вашем штабе остались лица керенского направления с добавлением невероятного себялюбия, к этому присоединяется карьеризм и переменчивость взглядов некоторых старших начальников.

1) Утверждаю, что генералы Кутепов и Витковский на военном совете (уход генерала Деникина) во всеуслышание в присутствии командиров полков заявили, что если генерал Деникин уйдет, то они служить не смогут, и провозгласили ему «ура». Это заявление и «ура» на заседании государственной важности было настолько возмутительным, что я считал своим долгом встать и спросить: «чему мы служим — Родине или лицам». — Ответа не было. Сорвав заседание, я приказал отцепить вагон генерала Кутепова от своего поезда. (Войск и пулеметов около вагона заседания и моего вагона было так много, что противник испугался бы.)

2) Генерал Махров и полковник Коновалов портят все дело и подрывают обаяние Вашего имени проведением на государственные должности «лиц», подобных Оболенскому. От Вашего имени посылают телеграммы о возложении всей ответственности за предпринятый мною бой — на меня, чем могли бы сорвать операцию. Бронепоезда задерживаются в тылу, мои настойчивые требования не исполняются, а сегодня их прислали без паровозов. Сменяются лица, работавшие на совесть в тылу для фронта (доктор Вейс). Отменяются отданные мною приказания (комиссии осмотра тыла № 5464), чем подрываются нервы, и так натянутые у всех фронтовых до меня включительно. (Ведь комиссия была создана по просьбе фронтовых — отменил доктор Артемьев).

III. Для спасения Родины и по долгу службы настойчиво осмеливаюсь ходатайствовать перед Вашим Превосходительством:

1) Пресечь попытки разных лиц и партий провести у меня на фронте перемену личного состава, работой которого я был доволен.

2) Поддержать старую печать ( по Вашему указанию). Открывающиеся новые газеты вызовут осложнения.

3) Объявить себя Диктатором (неограниченным Правителем) без флера, а ясно для всех (для народа).

4) Дать немедленно крестьянам землю (за плату хлебом), а рабочим хлеб за труд.

5) Под благовидным предлогом устранить генералов Кутепова, Витковского, Махрова, полковника Коновалова, доктора Артемьева хотя бы на должности, где интриги их будут бессильны.

6) Вернуть доктора Вейса на пользу фронта.

IV. Я взял на себя смелость подать Вам этот рапорт, потому что не могу работать в создавшейся обстановке (ведь на телеграмму генерала Деникина я ответил донесением, что оборону Крыма ставлю для себя вопросом не только долга, но и чести.

Слово свое сдержал.

Честь свою сохранил и я, тогда, когда уходил генерал Деникин.

Вы это знаете.

Но сейчас, если не изменится обстановка, ручаться за фронт не могу. Интриги разложат фронт.

Поэтому умоляю при Вашем несогласии с моим докладом снять с меня ответственность за оборону Крыма, так как уйти из Армии в тяжелый момент не могу, назначьте меня туда, куда найдете нужным, хотя бы рядовым — я сделаю все, чтобы не повредить делу и не запятнать своей чести.

Прошу этому верить.

V. Подаю этот рапорт Вам, в собственные руки, но ходатайствую, если найдете нужным, прочесть лицам по Вашему усмотрению.

Слащов

Единственным ответом на рапорт была следующая телеграмма главкома:

«Приказ о земельной реформе в том духе, как вы высказываете пожелание, приготовляется и будет опубликован на днях. Врангель».

В то же время я просил наградить корпус особым крестом за защиту Крыма, послав главкому такое письмо:

В собственные руки Милостивый Государь, Петр Николаевич!

Посылаю Вам ряд бумаг, которые прошу, для пользы дела, утвердить теперь же, в особенности — рапорт о кресте. Не откажите приказать сообщить мне Ваше заключение по моему вчерашнему рапорту и личному докладу Вам. Узнал, что у Вас была делегация союзников, — очень прошу Вашей ориентировки по этому вопросу.

Все донесения указывают, что противник опять покушается на нас и густо идет от Мелитополя и Каховки (Днепр). Еду в Перекоп и устрою ему неприятность, Вас прошу оказать мне нравственную поддержку исполнением моих просьб.

Глубоко уважающий Вас

и всегда исполняющий

Ваш приказ Я. Слащов

Ничего исполнено пе было, а дана была бляха на шапку (вроде как у городовых в старое время).

На фронте обстановка опять становилась тревожной, но Крымский корпус вторично исполнил свой долг, хотя и насчитывал всего около 3000 человек. Апрельская атака красных по всему фронту кончилась нашей победой: видя тяжелое положение, атаковали мы сами.

Взяты были даже позиции противника. Доблесть войска спасла все.

Среди наших потерь числились: убитым мой адъютант ротмистр Шебеко и раненой моя жена (ординарец Нечволодов).

Политическая обстановка тоже разъяснилась, и после моего настойчивого заявления о том, что слухи о возможном перемирии разлагают фронт, генерал Врангель нашел возможным отдать приказ о незаключении мира. Я ответил на это приказом:

Главком приказал оповестить всех, что хотя англичанами и был предъявлен большевикам ультиматум о мирных переговорах, но, ввиду новых данных, борьба продолжается, и в условиях для нас самых благоприятных. Одна из великих держав заявила, что ни в какие разговоры с большевиками вступать нельзя. Япония начала энергичные наступления своей армией против войск и заняла уже Владивосток, Никольск-Уссурийский и Хабаровск; наступление продолжается, причем Главком имеет официальное уведомление Японии, что она ни к каким территориальным завоеваниям не стремится, а ведет борьбу исключительно с большевиками, лишь как с шайкой грабителей, не дающей России зажить мирной жизнью.

Глубоко уважая и веря Главкому, ставящему Родину выше всего, и облеченный его доверием, требую: выдавать каждого преступника, пропагандирующего большевизм. Думаю, что Вы знаете, что как защитить, так и покарать я сумею. Дисциплину ввести самую строгую. Офицерство поближе с солдатом. Ослушники, берегись! № 0236. Джанкой, 13 апреля.

Слащов

А интриги и сплетни продолжались. Ставка продолжала интриговать против защитников Крыма. Думали не о том, чтобы спасти положение, а о том, чтобы устроить себя, своих близких, своих ставленников и устроить свои интересы — до корыстных включительно.

Личность генерала Врангеля стала вполне ясна: он не мог терпеть около себя людей с собственной волей и приближал льстецов, не говорящих неприятностей. Точно так же он не мог терпеть и ореола популярности около кого бы то ни было, кроме себя.

Это он точно формулировал уже накануне падения Крыма словами:

«Пусть будет ремесленник и ограниченный человек, но положительный, от которого я, по крайней мере, знаю, что ожидать».

Я все еще пробовал и бороться, и надеяться, что любовь к Родине возьмет верх, и 21 апреля подал такой рапорт: