Бернар Фоконье - Бетховен

Бетховен страдал. В какой момент он сделал Джульетте предложение, которое было отвергнуто? Возможно, в конце лета 1801 года, за которое он написал произведения, отражающие его внутренние переживания: две сонаты для фортепиано — № 12 ля-бемоль мажор, мрачную и трагичную («Марш на смерть героя»), и знаменитую «Лунную сонату» (название было придумано не им), посвященную Джульетте. Мы не всегда осознаем, сколько боли заложено в этом часто исполняемом произведении, классическом «шлягере», который нередко пародируют. Глубоко задумчивой меланхолии первой части, которую нещадно увечат начинающие пианисты, отвечает изящество воздушной второй части — возможно, музыкальному портрету Джульетты, которые тогда были в моде, — «цветок между двух пропастей», по словам Ференца Листа. В третьей же части — порывистой, неслыханно неистовой — прослеживаются следы бунта и безумия.

Это трагическое неистовство звучит — и как звучит! — во многих пассажах Второй симфонии (ре мажор, опус 36), которую Бетховен написал, по крайней мере частично, летом и осенью того самого 1801 года. Чего только не говорили об этом произведении, столь плохо понятом во время первых исполнений в апреле 1803 года… Правду сказать, Бетховен не щадил чувствительные уши. Несколько месяцев спустя, в Лейпциге, один критик, любитель ярких образов и цветистых метафор, обрисовал эту симфонию как «взъерошенное чудовище, пронзенного дракона, который неукротимо бьется и не желает умирать и даже, истекая кровью (в финале), рыча от бешенства, истово лупит вокруг себя хвостом». Первое прослушивание Второй симфонии во Франции вызвало такой отклик: «Как будто голубок заперли вместе с крокодилами». Эта небольшая подборка цитат может показаться ненужной и напрасно жестокой по отношению к их авторам, однако она дает понять, какой прием оказывали новаторским произведениям, порывающим с традицией ради современности: артист создает новые формы, публика морщится. Так продлится почти два столетия, пока смешение постмодернизма и критического терроризма не перевернуло всё с ног на голову, сделав возможным что угодно.

При этом Вторая симфония — очень красивое произведение, а ее вторая часть — одна из самых волнующих страниц, написанных Бетховеном: это ларгетто (темп, который сам Моцарт использовал в особенно красивых медленных частях своих произведений) с простотой, являющейся плодом многих усилий, погружает в самую глубину воспоминаний о первородном счастье, а его вступительная тема, отданная струнным в среднем и высоком регистрах и подхватываемая кларнетами, фаготами и английскими рожками, чудесна по чистоте выражения; Бетховен добился этого после многих набросков, переделок и поправок. Однажды Рис, работавший с рукописью, спросил, каковы были исходные ноты (он не мог их разобрать), и учитель ответил: «Так гораздо лучше».

Джульетта отдалялась. Среди поклонников, донимавших ее своими ухаживаниями, один как будто добился успеха и снискал ее благосклонность. Это был граф Роберт фон Галленберг, молодой элегантный мужчина «комильфо», увлекавшийся музыкой и композицией. Время покажет, что на самом деле это был неудачник, а под интересной внешностью скрывалась вульгарная посредственность. Да и сама Джульетта предстает в довольно непривлекательном виде в более поздних откровениях Бетховена, занесенных в «разговорные тетради». Летом и осенью 1801 года она флиртовала с Людвигом, при этом вступив в связь с Галленбергом, за которого вышла замуж весной следующего года. Более того, она попросила Бетховена, сгоравшего от любви к ней, выступить поручителем своего воздыхателя, которому нужны были деньги. Бетховен, как настоящий рыцарь, выполнил ее просьбу, что многое говорит о его великодушии. «Я был любим ею, — писал он на ломаном французском языке в тетради за 1823 год, — и больше, чем ее супруг. Притом он был ей больше любовник, чем я, но чрез нее я узнал о его нищете и нашел хорошего человека, который дал мне 500 дукатов, чтобы его выручить. Он всегда был моим врагом, потому я и делал добро».

Какими посулами, каким обманом или кокетством Джульетта уговорила на это Людвига? Сразу после свадьбы молодожены уехали в Италию, где Джульетта вскоре принялась коллекционировать любовников. В продолжение своей «карьеры» она покажет себя интриганкой, замужем за дураком, вечно сидящим без средств: в 1814 году, во время Венского конгресса, поставившего себе задачей реорганизовать Европу после наполеоновских безумств, Джульетта вернется в этот город как шпионка на жалованье у Мюрата. Бетховен откажется от встречи несмотря на ее просьбы. Время прошло, но боль осталась. Он напишет фразу, выдав в ней секрет своего безбрачия, причину постоянного выбора в пользу невозможной любви: «Если бы я захотел таким образом утратить жизненную силу вместе с жизнью, что осталось бы самого благородного, самого лучшего?»

Наверное, побег Джульетты удержал его на краю пропасти. И всё же он был потрясен и находился в отчаянии. Шиндлер в своей красочной биографии даже утверждает, что после разрыва с Джульеттой он укрылся у графини Эрдёди и, гостя в ее замке, однажды исчез на три дня, чтобы уморить себя голодом. Но поскольку Бетховен в то время еще не был знаком с графиней Эрдёди, на этот счет есть сомнения…

Зато совершенно точно известно, что он сблизился с Жозефиной фон Брунсвик, в замужестве Дейм, по прозвищу Пепи, и показал ей первые две сонаты опус 31, в том числе «Бурю» (название шекспировской пьесы ей присвоил опять же не он). «Эти произведения уничтожают всё, что было написано раньше», — сообщала Жозефина своей сестре Терезе. В самом деле, в «Буре» Бетховен достиг невероятных высот.

В политике он не утратил своего бодрячества и плебейского бунтарства. Лейпцигский издатель Гофмейстер передал ему заказ на «революционную» сонату. Ответ не заставил себя ждать.

«Предложить мне создать такую сонату? — писал разъяренный Бетховен. — Во времена революционной лихорадки — пожалуйста, запросто, но теперь, когда все снова стремятся вернуться в прежнюю колею, а Буонапарте заключил конкордат с папой, — такую сонату? В новые христианские времена? Хо-хо! Даже не думайте!»

Ему были ненавистны эти «новые христианские времена» так же как и «мразь» «в имперском городе и при императорском дворе». Он был обманут в своих надеждах (не только любовных), разочарован, возмущен. Религия человечности, которую он призывал в своих мечтах, решительно, казалась недостижимой утопией…

В мае 1802 года Бетховен уехал из Вены и поселился в небольшом поселке по соседству, который он прославит на весь мир, — Гейлигенштадте. Это и сегодня очаровательное местечко, престижный пригород Вены в обрамлении виноградников и лесов. Роскошь, покой, нега, место одиночества и отдыха, чтобы обрести душевное равновесие и залечить раны. Приют тишины, где природа прекрасна и приветлива. Из дома, в котором он поселился, открывается вид на Вену и Дунай, а дальше, ближе к горизонту, в ясную погоду можно различить гряду Карпат. Идеальное место, чтобы скрывать свою глухоту. Кстати, он не всегда был там один: друзья из Вены часто его навещали, например, его дорогой Рейха, недавно приехавший из Бонна, врач Шмидт и ученик Рис, игравший в некотором роде и роль его секретаря. Неизвестно, приезжали ли к нему братья, но он, во всяком случае, прекрасно обходился и без них.