Голиб Саидов - Чётки

И под заворожённый взгляд загипнотизированного колхозника, еврей тщательно отбирает требуемые яйца. Наконец, расплатившись, собирается до дому.

– Постой! – неожиданно доходит до незадачливого дехканина. – А как ты различаешь – КАКИЕ яйца от белой курицы, какие – от чёрной?!

– Это очень просто – раскрывает на прощание свой секрет бухарский еврей. – Те, что крупнее – от чёрной курицы…

Бухара, 2009 г. Фото автора.

Мой прадед Саид, родившийся в Бухарском Ханстве, окончил религиозную школу (мактаб) при квартальной мечети и медресе. А потому, нет ничего удивительного в том, что он в подлиннике читал классиков персидской поэзии, поскольку писал на арабице.

При деде – Абдулле – произошла так называемая революция, в результате которой Бухарский Эмират был преобразован в БНСР (Бухарскую Народную Советскую Республику).

Прежний алфавит был отменён и объявлен контрреволюционным. Проблема утраты культурной преемственности меньше всего заботила большевистских лидеров.

Чехарда с азбукой на этом не закончилась: мой отец – Бахшилло – застал удивительные времена, когда с конца двадцатых и вплоть до сорокового года прошлого века письменность перешла на латиницу.

Я же, был рождён уже в Бухарской области Узбекской ССР, где торжествовала кириллица.

В начале 90-х годов ХХ-го столетия, советская республика провозгласила независимость и превратилась в государство Узбекистан. Казалось бы, логично вернуться к исконным корням, то есть, к арабице или – по-другому – к старо-узбекскому.

Ан нет. Латиница, собравшись с силами, окончательно «нокаутировала» кириллицу и вновь воцарилась на олимпе. Таким образом, моим племянникам пришлось заново зубрить неизвестную им прежде азбуку.

В итоге, сегодня, спустя почти два десятилетия, приходится сталкиваться с забавными образцами грамотности. А, если быть точнее – абсолютной безграмотности. Вот уж, где воистину воцарилось «вавилонское столпотворение языков»!

Вся официальная документация в стране ведётся как на латинице, так и на кириллице; отдельные лозунги и вывески читаются также двояко, а кое-где попадаются забытая арабица и даже английский.

И, всё бы, вроде ничего… Однако некоторые названия заставляют нормального человека крепко призадуматься относительно грамотности населения. К примеру, я долго не мог понять, куда нас с вами призывает проехаться следующая вывеска (см. фото), где крупными буквами выложено «Едем». Оказалось, что в … Рай! Да, да – путём несложных умозаключений, я пришёл к выводу, что имеется в виду «Эдем».

«Мы не ра-бы, ра-бы не мы!» – учились писать на изящной арабице наши деды и прадеды, опираясь на азбуку А. Я. Шнеера, во времена ликбезовской кампании, которой скоро исполнится сто лет.

«Ма-ма мы-ла ра-му» – высунув кончик языка, старательно выводило на кириллице в советскую эпоху наше поколение.

«Мы едем, едем, едем в далёкие края…» – оптимистично устремлён, вероятно, в будущее весёлый лозунг сегодняшнего подрастающего поколения.

Похоже, уже приехали…

На волне горбачёвской «перестройки» и «гласности» Союз, словно карточный домик, вскоре стал быстро разваливаться. Известным итогом явилось повальное провозглашение «независимости» бывших республик.

«Мустакиллик» («Независимость») – это малоизвестное советскому узбеку слово, стало в одночасье родным и близким, обретя вполне осязаемый смысл и образ. И, если у незначительной части оставшейся интеллигенции, искренне желающей своей стране процветания и прогресса, добродушная улыбка застыла в саркастической гримасе, то о народе в целом этого не скажешь. Здесь, так же, как и в России, и в других республиках, «долгожданный воздух свободы и демократии» окончательно вскружил головы простым людям, напрочь, лишив их остатков благоразумия. Каждый, вдруг почувствовал себя, если не баем, то уж, по крайней мере, значимой единицей, от которого, теперь, многое зависит в родной отчизне.

1992 год. Автобусная остановка. Как всегда, набитый до отказа автобус, не решается сдвинуться с места, пока створки дверей не сомкнутся. На нижней ступеньке «висит» русская женщина внушительных габаритов. Сзади, плотно прижавшись к ней, пытается втиснуться местный колхозник с мешком. Двери никак не хотят закрываться, толпа терпеливо ждёт, обливаясь потом, а бедная дама покорно сносит все попытки штурма. Грубый холщёвый мешок безжалостно терзает её новые колготки. Наконец, она не выдерживает и, с трудом повернув шею, раздражённо бросает своему «насильнику»:

– Ну, куда ты прёшь?! Куда лезешь?!!

На что тот, не обращая внимания на её протесты, упорно продолжает пыхтеть, бормоча себе под нос:

– Мелезум: ватани худум, мелезум! («Влезу: своя родина, войду!) 4

О своеобразном бухарском юморе, доводилось писать немало. Вот ещё одна история, поведанная мне товарищем-бухарцем, в бытность, состоящем на службе в одной из жилищно-эксплуатационных контор (ЖЭК) города, начальником которого являлся бухарский еврей по фамилии Устаев.

Как известно, в советскую эпоху, на 9 мая было принято, приглашать в школы ветеранов – участников Великой Отечественной войны. Бывшие фронтовики рассказывали подрастающему поколению советских школьников о своих героических подвигах, вселяя, таким образом, в юные души гордость за Родину и Отечество и способствуя, тем самым, укреплению героического духа и безоглядного патриотизма, что – в общем-то – было делом обычным и отвечало требованиям политики и идеологии существующего на тот момент режима. После чего, всех ветеранов приглашали в чайхану, на чаепитие, устраиваемое начальниками ЖЭКов, где пожилым фронтовикам вручались подарки, почётные грамоты и благодарности от имени «Партии и Правительства».

Иногда, на этих «посиделках», между отдельными героями завязывались непринуждённые беседы, воспоминания и забавные эпизоды из прошлого. Не обходилось, порою, без подколов и шуточек в чисто бухарском стиле. Так, на очередной «сходке», товарищ Устаев, протягивая кобальтовую пиалу с хлопковым орнаментом одному из приглашённый почётных гостей, решил растормошить старого ветерана:

– Ну, а Вы где воевали? Судя по наградам, небось до самого Берлина дошли?

– Нет, – простодушно сознался герой-инвалид – до Берлина дойти мне не довелось…

И, глотнув из расписной пиалы ароматный горячий чай, начал своё повествование.

– Войну я встретил (тут он, «автоматом», стал перечислять: в составе такого-то полка, такой-то гвардейской дивизии, такой-то армии…) в Белоруссии, на подступах к Минску. О, это было жестокое сражение! Немец навалился на нас всей своей мощью артиллерии, танков и самолётов. Но мы героически дрались… до последнего патрона. Потом, мы отступили…