Голиб Саидов - Чётки

– Скажи мне, Андрей – пристал я вновь к нему, с трудом переваривая и осмысливая для себя его элементарную порядочность, – только честно: что бы произошло такого особенного, если бы ты, вдруг, взял, да изменил Наташе с другой женщиной?

Как всегда, я приготовился к привычной реакции: сейчас прозвучит его очередная оригинальная шутка или острОта. Однако, на удивление, мой приятель впал в некоторую задумчивость, после чего, медленно поднял голову и, доверчиво глянув мне прямо в глаза, совершенно серьёзно и тихо произнёс:

– Я бы, наверное, покончил с собой…

***

Когда-то, будучи в Бухаре, Андрюша устало заявит мне:

– Что ты водишь меня по этим дурацким ресторанам и кабакам, которых и у нас ничуть не меньше! Не за этим я сюда приехал. Ты мне покажи всего три вещи: это – ишак, кишлак и бухарскую свадьбу!

Показал…

Теперь, когда я, волею случая, окажусь в России, наши роли поменяются. Единственными гостями на нашей свадьбе со стороны «жениха», окажутся мои друзья – Володя и Андрей.

– С «кишлаком» ты уже немного ознакомился – приободрит меня Андрюша, сводив на экскурсию в Эрмитаж и Русский Музей – В нашей свадьбе, также успел принять самое активное участие, причём, в качестве одного из самых главных персонажей. Ну, а с «ишаками» ты ещё успеешь встретиться. Тут их тоже хватает. Правда, мы их называем, просто, ослами…

***

Обладая безграничной фантазией и грамотно поставленной речью, мой друг, порой, так умеет приукрашивать известные нам обоим факты, что я просто диву даюсь.

– Андрей! Ну, зачем ты обманываешь?!

– Голибушка. дорогой! Я не обманываю, а вру исключительно, в целях наиболее художественного отображения действительности. А это – согласись – разные вещи!

***

– Как? Да ты совсем «ку-ку»?! – поражается моей безграмотности товарищ, когда мы, сидя в очередной раз на кухне, обсуждаем с ним сложившееся экономическое положение в стране. Уперев локоть в стол, и направив свою руку в потолок, Андрей мне доходчиво демонстрирует: – У России сейчас вектор во! Понимаешь?!

Зная, что спорить с ним бесполезно, я благоразумно замолкаю.

Вскоре, после обеда, принимаем решение, прогуляться по Невскому. Андрей любит Петербург и считает его своим родным. Здесь, на углу Мойки и Невского, совсем рядом с бывшей кондитерской Вольфа и Беранже, прошли его самые счастливые годы. Он помнит, как домашние посылали его – 9-летнего – в Елисеевский гастроном, прикупить чего-либо вкусненького к столу. И вообще, как оказалось, многое чего помнит…

Из разрозненных и скупых воспоминаний товарища, я пытаюсь склеить и воссоздать картину послевоенного Ленинграда середины XX века. Маленькая комнатка на четвёртом этаже, с окнами во двор-колодец, в которой умудрялось жить небольшое семейство: бабушка, мама, дядюшка и сам Андрюша. К комнате примыкала то ли прихожая, то ли ещё одна крохотная комнатушка, которую прозвали предбанником. Тут, на бабушкином сундучке и спал мой герой. Мама с бабушкой устраивались на кровати, а дядюшка на диване. По Андрюшиным ощущению и восприятию, это считается нормальным явлением, и даже в чем-то приятным, хотя по нынешним представлениям в это трудно поверить. Квартира коммунальная на шесть семей. Кран с холодной водой на кухне. Сортир. Ни ванны, ни душа.

Как у любого порядочного петербуржца, у пятилетнего Андрюши также имелась своя пассия, которую звали Танечка. Ну, совсем как в «Евгении Онегине»: «Итак, она звалась Татьяной…". Впрочем, если учесть, что их бабушек связывала многолетняя дружба, уходящая своими корнями в дореволюционную Россию, то ничего странного в этом нет. Танечка, с мамой и бабушкой проживали неподалёку, на улице Салтыкова-Щедрина. По выходным дням, бабушки имели обыкновение прогуливать своих внуков в Летнем Саду. Танина бабушка – Зоя Павловна – была типичной питерской старушкой. Сухонькая, в очках, с очень интеллигентным лицом, в шляпке ХIХ века и в изящном платье с какими-то рюшечками.

– Ума не приложу: как вообще наши бабушки могли так стильно и красиво одеваться?! – поражается мой друг, припоминая те далёкие, теперь, времена – Когда купить что-либо приличное практически было невозможно. Правда, бабушка постоянно что-то перешивала… Она любила давать своим нарядам различные прозвища в соответствии с моментом, когда впервые одевала. Помню первый приезд Клиберна в Питер. Бабушка, как и все интеллигентные дамы, конечно же, была на концерте. И платье, которое она перешила к этому торжеству, получило прозвище «Ван Клиберн».

Андрюшину бабушку звали Алиной Гавриловной, хотя отца её звали Габриэль, он был полковник царской армии. Как правило, согласно католической польской традиции, в этих семьях давали по два имени, однако, поскольку бабушка была самой любимой в семье, то получила три – Алина, Станислава, Беатриче.

Этих милых и обаятельных старушек сближало многое: дореволюционное детство, общие интересы, наконец, одинаковые воспоминания. Достаточно упомянуть, что обе они учились в Институте благородных девиц. И вот, спустя полвека, сидя на скамейке и нежась под лучами бледного северного солнца, они предаются своим далёким воспоминаниям.

– А помните, Алина Габриэльевна, как к нам в институт приехала великая княгиня Ольга Александровна? Нам ещё по этому поводу дали маленькие наручные часы и всех одели в черные шёлковые платья…

– Ну, как же, дорогая Зоя Павловна, конечно помню. А помните, как нас неделю до этого заставляли учить любимую песенку княгини на французском языке, а мы потом переделали её:

«Je vous aime, Je vous adore… («Же вуз ем, жевус адор»),

Живо за ноги и – об забор»…

Бабушка переживёт не только княгинь, первую мировую, большевистский переворот, но и блокаду. А к концу 80-х годов прошлого века, её не станет. Андрей очень сожалеет о том, что мало интересовался… мало расспрашивал… Эх, да что теперь говорить…

Пройдя Большую Конюшенную и оставив позади себя знаменитый Дом Мертенса, мы подходим к Казанскому собору. Здесь всё до боли знакомо и близко: каждый дом, каждый закоулочек. И с каждым из них связана своя история.

Мы пересекаем канал Грибоедова и продолжаем свою неторопливую прогулку в сторону Гостинного Двора и Фонтанки. Вдруг, слева, на обочине, мой приятель обращает внимание на огромную груду грязного неубранного снега, которая холмистыми кряжами простирается вплоть до самого Московского вокзала.

– Что это такое?! – возмущается мой друг – Что за безобразие?! Как можно довести город до такого состояния?! Даже у нашей дэрэвнi, у хороде Минске…

– Зато, «вектор во!» – ехидно замечаю я, вскидывая руку кверху. – Ты что: совсем уже «ку-ку»?!

– Ты не прав, дорогой! – улыбается Андрей – Не обращай внимания на кажущуюся внешность, а умей смотреть в корень. А объективность на сегодняшний день такова: будущее за Россией.