Голиб Саидов - Рокировка длиною в жизнь

Рабочее место у нас с ней было, что называется, одно на двоих: только сдвинутые вплотную столы разделяли нас друг от друга. Оглядываясь назад, в прошлое, я теперь только начинаю понимать, что в сущности всё у нас было «на двоих»: мы вместе обедали принесенной из дому пищей, вместе пили чай, вместе работали, помогая друг другу, и вместе делились своими домашними проблемами.

На первом месте для неё была семья, а потом работа.

– Галиб, срочно беги в «Океан», там выбросили морского окуня по 58 копеек за кило. Заодно и мне возьми пару килограммов.

Рыбный магазин «Океан» (Невский, д.21) был расположен в известном доме Мертенса. Вместо него теперь там находится фирменный магазин «Zarina».

– Галиб, иди скорей: напротив продают кур по рубль ноль пять!

Напротив клуба располагался небольшой магазинчик, где продавали три сорта куриц: по 1руб.75, по 1 руб. 44, и очень редко по 1 руб. 05 копеек. Правда, последние, как правило, были то без шеи, то без крыла, то без одной ноги. Но какая разница: товар-то ведь, покупался по весу! Сейчас на том месте висит какая-то непонятная для меня вывеска на иностранном языке. Ну и пусть себе висит…

Иногда, она рассказывала про Григория Яковлевича Левенфиша, который часто, бывало, шутил над нею. Она помнила многое. Но что самое интересное: помнила и рассказывала только положительное. Шахматы она понимала и любила как-то по-своему, по особенному, а потому всё плохое, что связано с тем или иным шахматным мастером, она держала при себе, боясь уронить репутацию шахмат. Она была настоящая женщина.

Единственное, что она себе позволяла, так это изредка отвести душу на назойливом и хитроватом Герцензоне. Особенно, когда он, бывало, зайдя к нам, под предлогом пустяшных разговоров, пытался выведать для себя ту или иную информацию. Раиса Борисовна вообще не любила чересчур болтливых мужчин, а Бориса Мироновича знала как облупленного, и потому, не церемонясь и не стесняясь, не раз его осаждала:

– Так, Боря! Или ты сейчас же замолчишь или я о тебе сейчас такое расскажу…

– Да ладно, Раечка: я ведь, всего лишь пошутил… – подобострастно хихикая, мгновенно остужался известный шашист.

К сожалению, я всегда спохватываюсь поздно. Вот и сейчас, кусаю себе локти, что не воспользовался, в свое время, предоставленной мне возможностью в полной мере.

А с другой стороны, думаю: «Может быть это и хорошо, что не воспользовался? Иначе, вряд ли эта удивительная женщина здесь, на российской земле согласилась бы, в известной степени, заменить мне родную мать?»

Это мы – мужчины – вечно делим чего-то между собой, воюем и никак не можем поделить. А женщина всегда готова понять другую женщину. Особенно, если она настоящая мать.

Ни для кого не является секретом, что спорт стал частью большой политики. Высокие достижения и рекорды рассматриваются отдельными государствами как, своего рода, дополнительный аргумент, свидетельствующий о том, что «наша страна сильнее, здоровее, а значит и лучше всех остальных». Парадокс или – если хотите – нонсенс: в угоду политикам первоначальный смысл, заложенный некогда в основу олимпийского движения («главное – не результат, а участие») исказился в наши дни настолько неузнаваемо, что остается только наблюдать за всем этим с тихим изумлением. В этой связи уместно будет поделиться своими воспоминаниями, связанными, с одним из близких и дорогих для меня людей.

В советские времена также существовали свои приоритеты в спорте, и, соответственно, различные дотации и денежные потоки вливались в те или иные виды спорта. Безусловно, на первом месте стояли шахматы, хоккей и фигурное катание.

Малоизвестный (в мировой табели о рангах), но очень уважаемый в среде ленинградских шахматистов мастер спорта Анатолий Абрамович Крутянский, более всего подкупал меня своими чисто человеческими качествами, главным из которых являлась невероятнейшая скромность. Непритязательность и довольство – вот, пожалуй, ещё две основные черты характера, которыми он отличался от большинства обеспеченных мастеров, ведя свой неприхотливый образ жизни философа-киника.

худ. Альфредо Сасобраво

Незаметно он стал для меня родным и близким человеком. Это был добрейшей души человек, не лишенный, впрочем, двух особых качеств, свойственных почти любому классному шахматисту: наблюдательности и проницательности.

Его личная жизнь сложилась не совсем удачно: после развода он снимал какую-то комнату в коммуналке, но очень часто встречался с сыном. Эта тема была достаточно болезненной и волнуемой для него, а потому обсуждалась в исключительно узком кругу своих близких друзей, одной из которых была Раиса Борисовна. Обладая, помимо прочего, ещё и чисто человеческими качествами, она прошла хорошую школу жизни, а потому умела слушать, сочувствовать и искренне помогать советами. Я же, как правило, тихо сидел в своем углу и очень редко встревал в разговор старших товарищей.

– Ну, что там у тебя нового? – наконец, поворачивался в мою сторону Анатолий Абрамович, лукаво сощурившись и ожидая, когда я потащу его в соседний кабинет, где на шахматной доске мною уже заранее была расставлена очередная позиция из какой-либо партии турнира по переписке.

Считалось, что играю я, хотя, на самом деле, после первых десяти стандартных ходов в дебюте, мои функции ограничивались фактически лишь тем, чтобы я правильно записал ход и вовремя опустил конверт в почтовый ящик. Раз, подсказав мне, он уже не мог допустить того, чтобы я опрометчиво ошибся, а потому старался строго меня контролировать.

Среди шахматистов давно ходит известная поговорка: «Хочешь стать мастером по переписке, имей друга-гроссмейстера».

Анатолий Абрамович очень иронически относился к шахматистам, играющим по переписке и его понять можно. Сам он, по молодости являлся сильным и крепким орешком для многих соперников, предпочитая комбинационный и атакующий стиль. Не случайно, за ним прочно закрепилось прозвище «Крутя», свидетельствующее о том, что ему довольно часто приходилось выкручиваться из достаточно сложных и запутанных партий, благодаря своему комбинационному таланту и бойцовским качествам.

У каждого шахматиста есть свой, что называется, «конек»: кому-то можно было позавидовать в разыгрывании дебютов, у кого-то настоящий талант раскрывался в миттельшпиле; одни мастера умели навязывать сопернику свою игру, другие – искусно маневрировали и могли долго вести позиционную игру, изматывая противника и упорно выжидая – когда же, наконец, тот устанет и ошибется.