Валерий Хотног - Двадцать пять лет в плену у веселых и находчивых

В Москве, в телевизионном сезоне КВН играли такого уровня команды, что впервые за последние годы я не работал индивидуально ни с кем. Большинство из играющих команд были самодостаточными и опытными. Однажды на съемках одной из телевизионных игр КВН (предполагаю, с участием команды «Дрим тим») просто так «потуситъ» приехали участники команды КВН из Симферополя. Приезжать и «потусить» не на свою игру тогда практиковалось достаточно часто. Во время дневных репетиций я вышел из зала МДМ на балкон второго этажа немного поболтать с ними. Наташа была последней, с кем я говорил, и вот в момент, когда я от нее отошел, из зала мне навстречу вышел Мительман из Екатеринбурга, актер команды, в которого я просто был влюблен еще со времен «Уральских дворников» (УПИ). Он посмотрел на Наташу, потом на меня и сказал: «О, жена!» Я тогда до такой степени не придал этой фразе значения, что даже не записал об этом в своем дневнике. С таким же успехом человек мог выхватить из толпы любую девушку и так сказать, предпосылки были те же. И только через десятилетие я задумаюсь: это мистика или знак?

Неотъемлемой частью всех телевизионных съемок в Москве были банкеты. Не имея никакого отношения к организации самих банкетов, я всегда получал приглашение на них. После съемок именно там можно было спокойно пообщаться, увидеть всех, даже не играющих в сезоне кавээнщиков. Потому что на эти банкеты каким-то невообразимым образом приходила вся тусовка КВН того времени. Кто-то с кем-то завязывал творческие союзы, кто-то — романы, отбивая объект вожделения у «конкурента». Иногда случалось, что параллельно организовывали несколько банкетов, и тогда надо было посетить все, дабы всех уважить. Помню, как-то годом раньше, в канун праздника Пасхи, два банкета были организованы армянами и бакинцами, и все распределились по «вере». В действительности все поделились по симпатиям и интересам, а «вера» помогала объясниться и сохранить отношения.

Но зато в том году огромная работа меня ожидала в Первой лиге в Воронеже, где играли молодые, начинающие команды. Да и в сезоне Московской лиги КВН, где я, кроме всего прочего, продолжал работать с командой КВН МАТИ. Репетиции проходили в их зале на Яузе. Но Москва есть Москва. Через год ребятам стало интереснее не играть в КВН, а заниматься своей карьерой. Понемногу все разбежались, а смену себе готовить им не хотелось. Впервые я на собственной практике понял, что без инициативы и интереса самих участников команд успеха быть не может. Финансово заинтересовывать актеров тогда еще не было возможностей. Впрочем, уверен, и сегодня деньги не всегда гарантируют успех.

В том же году состоялся мой самый кошмарный полет на самолете в Симферополь. И тоже благодаря КВН. Уже была известна команда КВН из Симферополя, я с ними работал как тренер, а со многими участниками команды просто дружил. Среди них был и директор команды. Занимался он какой-то коммерцией и, зная, что я делаю «Ноу-хау», хотел сделать филиал в Крыму. Да и с французской BRGM, официальными представителями которой мы были в России на тот момент, тоже планировали что-то «замутить». После встречи у меня в офисе наметили некоторые аспекты сотрудничества. И вот, созвонившись, решили встретиться в Симферополе. Встречал он меня в аэропорту, хотя была там и Наташа. Но так получилось, что мой билет в аэропорту не зарегистрировали, несмотря на то что это был тот редкий случай, когда я приехал в аэропорт заблаговременно. Не помню причины, но желающих уехать в Крым тем летом было так много, что человек десять оставались даже с билетами на руках. А лететь надо было, поскольку под это было отпущено несколько дней из плотного московского графика работы.

Кто-то меня надоумил, как выйти из положения. В итоге я оказался в самолете, заплатив еще раз стоимость билета одному из стюардов. После трапа меня запихнули в какой-то закуток, и по дыханию сзади понял, что я там не один. Когда самолет выруливал, нас стали как-то распределять по местам стюардесс. Но этих кресел оказалось меньше, чем леваков, и троим из нас предложили спуститься в грузовой отсек ТУ-134 (или 154). Никаких полок для сидения, просто брюхо самолета и какие-то стеллажи, на которые невозможно было забраться. Сели прямо на пол. Очень удивились, когда один из стюардов вдруг принес нам бутылку шампанского. Я даже не помню, успели выпить или нет. Скрежет, который отдавался в ушах, погнал нас, как крыс. Выход, естественно, был закрыт. Как его открыли, уже не помню. Кто-то из нас засел в туалете, кто-то в проходе самолета. Я не нашел ничего лучше, как гордо прогуливаться по салону туда-сюда. И вот после очередного променада меня окликнули. Это была семейная пара, бывшие кавээнщики из МИСИ, с которыми я играл в факультетской команде у Миши Горшмана. У них было три места! В том числе на ребенка. И они любезно уступили мне на время его кресло. Счастливый, я присел поговорить, а заодно и отойти от пережитого кошмара. Правда, во время посадки они тактично намекнули, что пора бы и честь знать.

Как я садился, точнее, где я разместил свое тело, не помню. И ясно почему. Нет необходимости описывать свой вид и состояние, в котором я предстал перед встречающими. Деловая часть поездки закончилась не начавшись. Мы просто пожали друг другу руки — и все.

Именно тогда вдруг осознал, что этот город явно что-то значил в моей жизни. В первые годы работы ассистентом на кафедре экономики и организации строительства в Кишиневском политехническом, оказавшись в Крыму на праздновании очередной круглой даты «Артека», перед возвращением домой всей компанией решили посетить Ялту. В Гурзуфе сели на какой-то рейсовый катерок, предвкушая удовольствие от морского путешествия. Все пребывали в таком замечательном настроении, что даже не обратили внимания на то, что море бушует. Качка была ужасная. На нерпой же остановке мы вылезли на берег с девушкой, ничего не соображая, и тут же на пляже отключились на час. Затем, пробираясь через ботанический сад на Симферопольскую трассу, периодически засылали под кустами. В аэропорту я оказался в жучком физическом состоянии, но благодаря частнику на новой «девятке» и пяти рублям все же успел на рейс. Жизнь продолжалась. Хотя за пару часов до этого хотелось умереть.

Производя на телевидении свою телепрограмму, я стал беспокоиться о защите создаваемого интеллектуального продукта. Уже в 1993 гаду пришлось вникать в проблемы защиты интеллектуальной собственности и изучать эту область. Авторские и патентные законы только разрабатывались, поэтому мы пробирались через сплошные препятствия, будучи пионерами в этой области, совершая часто ошибки и ненужные перестраховки. Уверенно могу констатировать, именно мы были первыми на телевидении и тогда единственными, кто так серьезно продумывал вопросы защиты интеллектуальной собственности, в том числе своей. А то, кто приходил работать на производство телепрограммы, читая предлагаемые им трудовые договора, замирали. Многих вещей они просто не понимали. Никогда не встречавшись с подобными формулировками и не имея контраргументов, они просто молча подписывали предлагаемые мной бумаги. Мы никого не обманывали, просто защищали свои интересы: поскольку предоставляли приходящим необходимую для работы исходную информацию, то все, что производилось ими, переходило в собственность фирмы. Особое внимание мы уделяли неразглашению коммерческой тайны и обязательствам не работать в конкурирующих фирмах в течение двух лет после увольнения от нас. Так как это было только началом либеральных процессов и дополнительных доходов хотели все работающие на телевидении, условия принимались беспрекословно. В «Хелиосе» организовали обучение, специалисты в этой области посвящали в нюансы проблемы даже секретарей. Некоторые из этих лекторов позже стали патентными поверенными в России. После этого мы взялись за организацию работы отдела, который бы оказывал нашим телезрителям услуги защиты интеллектуальной собственности. Часто встречались с носителями такой «интеллектуальной собственности». В один из осенних дней наш патентовед повел меня в кинотеатр «Гавана», где находился офис и принимал посетителей один из «народных целителей». Меня удивило, что такой прагматичный человек, как наш патентовед, вдруг «купился» на нетрадиционную медицину. Демонстрация метода закончилась сразу, как только я увидел ямку глубиной в несколько сантиметров на голове нашего патентоведа, когда тот сел в кресло, а целитель пальцем стал продавливать его макушку.