Владимир Муравьев - Пестель

— В таком случае, — вставил Муравьев, — и не надо сейчас решать этот вопрос большинством голосов, лучше оставить его пока открытым. Да и вообще можно ли такой важный вопрос решить шестью человеками? Необходимо обсудить его всем членам общества.

— Ну что ж, пусть будет по-вашему, — ответил Пестель, — отложим его до другого времени, а пока доведем до сведения остальных членов.

— Но есть еще один вопрос, который надо решить безотлагательно, — сказал Муравьев, — это вопрос о выступлении. Нам следует не ждать удобных обстоятельств, а стараться возродить оные. Я предлагаю начать действие открытым возмущением, отказавшись от повиновения.

— Быстрота и смелость предприятия обеспечат нам успех! — воскликнул Бестужев.

— Где же вы предполагаете начать возмущение? — спросил Пестель.

— Здесь, на юге, — ответил Муравьев.

— Верный путь к междоусобию, — заметил Юшневский.

— Разумеется, это гибельный путь, — сказал Пестель. — Начать возмущение на юге без поддержки Петербурга, значит дать правительству мобилизовать свои силы и вступить с нами в борьбу. Если это и не поведет к нашему разгрому, то, во всяком случае, развяжет жестокую междоусобную войну. Мой план иной, но он, к сожалению, не может быть исполнен без предварительного согласия. на цареубийство. Я предлагаю организовать cohorte perdue [17] Обреченный отряд (франц.). из людей, к обществу не принадлежащих; они должны будут истребить императорскую фамилию — это вызовет замешательство в Петербурге, северные же члены тем временем провозгласят новое правление, а мы на юге поддержим их и обеспечим действительный успех революции. Во главе cohorte perdue я предлагаю поставить Лунина, который еще в 1817 году предлагал подобную вещь; он будет хорошим руководителем, я знаю его как человека смелого и решительного.

— Все это потребует очень много времени, — возразил Муравьев, — а оно дорого.

— Но это очень важный вопрос, его нельзя решать скоропалительно, придется, пожалуй, и его оставить открытым, — с улыбкой ответил Пестель.

Несмотря на разногласия, съезд 1823 года имел большое значение: конституция Пестеля, названная им впоследствии «Русской Правдой», стала основным программным документом Южного общества. Положительно был решен вопрос об организации Каменской и Васильковской управ. Во главе Каменской управы были поставлены Волконский и Давыдов, во главе Васильковской — Сергей Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин; обе управы должны были находиться «под ведением Тульчинской директории».

Теперь, когда конституция Пестеля была принята Южным обществом, он мог добиваться слияния обоих обществ — Северного и Южного.

онституционный проект Никиты Муравьева был решительно отвергнут членами Южного общества. Но Пестель понимал, что это только полдела: надо было убедить Муравьева в необходимости пересмотреть свой проект. Без этого нельзя было выработать единую программу Северного и Южного обществ, нельзя было работать сообща.

В феврале 1823 года Василий Давыдов собрался в Петербург. Решено было, что он отвезет Никите Муравьеву его конституционный проект, объяснит, почему южане признали его неудовлетворительным, и постарается уговорить переделать его. С Давыдовым Пестель отправил Никите Муравьеву письмо с критическим разбором его конституционного проекта и тетрадь с французским изложением своего проекта.

На французский язык конституцию Пестеля перевели Барятинский и Сергей Муравьев-Апостол; такая форма была удобна в конспиративном отношении, в крайнем случае перевод можно было выдать за конспект какого-нибудь французского политического сочинения.

Никита Муравьев отнесся к письму Пестеля очень неприязненно. Он не думал отступать, наоборот, он попытался убедить Давыдова в своей правоте. Завязалась дискуссия. Муравьев, «для большего порядка в суждении», предложил Давыдову задавать ему вопросы по основным пунктам обеих конституций.

Начали с вопроса об освобождении крестьян. Муравьев изложил свою точку зрения, но в ответ услышал короткое: «У нас положено иначе». Тогда он стал подробно разбирать предложения Пестеля и со всем жаром убежденного в своей правоте человека доказывать неправильность пестелевской точки зрения.

Никита Муравьев к спорам на экономические темы был подготовлен лучше, чем его оппонент. Давыдов стал поддаваться, но Муравьеву не удалось все-таки перетянуть его на свою сторону.

— Вы судите правильно, — сказал Давыдов, — я сам того же мнения, но у нас положено иначе, и этого переменить нельзя.

Давыдов не решился изменить программе, за которую недавно голосовал. Раздосадованный, Муравьев прекратил дискуссию, пестелевский проект вернул Давыдову, даже не сочтя нужным довести его до сведения других членов Северного общества. Муравьев потерял надежду найти общий язык с Пестелем, но зато попытался приобрести единомышленника в Сергее Муравьеве-Апостоле: он попросил Давыдова отвезти ему экземпляр своей конституции и письмо. Тот согласился.

Неудача миссии Давыдова очень огорчила Пестеля, но все же он не терял веры в возможность соглашения.

Пестель знал, что среди северян много недовольных конституцией Муравьева, и рассчитывал, что отрицательное отношение к конституции со стороны южан и части северян сможет в конце концов убедить Муравьева переделать ее.

Он решил послать на север второго эмиссара, Александра Барятинского, которому особенно доверял и на активность которого надеялся.

Ему Пестель дал более сложное задание: Барятинский должен был не только приложить все усилия для решения конституционного вопроса, но и потребовать от Муравьева, как главы Северного общества, самого энергичного содействия Южному обществу, прямо заявив ему, что «лучше совсем разойтись, нежели бездействовать и все-таки опасности подвергаться». Кроме того, Пестель советовал Барятинскому не ограничиваться переговорами с одним Муравьевым, а постараться наладить связи с другими членами Северного общества и искать среди них единомышленников.

Июньским вечером 1823 года к дому Пестеля в Линцах подъехала коляска. Из нее легко выпрыгнул молодой офицер в гусарском мундире.

— Барин у себя? — спросил он денщика Пестеля Савенко, показавшегося в дверях дома.

— У себя, у себя, пожалуйте, — улыбаясь, проговорил Савенко. — Вас дожидаются, все спрашивали-с.