Иван Осадчий - Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…

С бескорыстной, неоценимой помощью названных мной прекрасных людей я начинал новый этап жизни в Краснодаре. Они сделали очень много, чтобы я поскорее вошел в вузовскую жизнь, приобрел новых хороших и верных друзей-товарищей, чтобы большая институтская, а впоследствии – университетская, семья стала для меня близкой и родной. Каждый со своей стороны, они активно поддерживали меня и в многотрудной научной работе-борьбе, выпавшей на мою долю…

Особо хочу сказать о Гавриле Петровиче Иванове. Его участие в моей судьбе было неоценимым, и потому остается незабываемым. Он не только «без проблем» всегда откликался на мои просьбы, но и сам проявлял исключительное внимание к моей жизни, особенно к моей сложной научной судьбе. Я постоянно находил у него взаимопонимание, моральную поддержку и разностороннюю помощь. Касалось ли это планирования моего учебного процесса или научных командировок – любой вопрос он решал мгновенно…

Гаврила Петрович выезжал на защиту моей кандидатской диссертации в Ростовский университет и на её повторное рассмотрение на секции истории КПСС Экспертного Совета ВАКа, когда мои неукротимые «оппоненты» добились этого. Его поддержка как первого проректора университета была очень важной. В обоих случаях ученых интересовала характеристика меня как человека, как вузовского преподавателя и ученого. Слово Гаврилы Петровича было весьма значимым.

И это не всё. Выезжая со мной для участия в «научных баталиях», Гаврила Петрович брал на себя все хлопоты, заранее предупреждая меня: «Гостиницу я заказал и оплачу». На мои попытки возразить он неизменно отвечал: «Спрячь свои несчастные рубли». Тоже было и при оплате за питание в гостиничных кафе.

В обоих случаях, когда мы ехали с Гаврилой Петровичем по моим диссертационным делам, машиной ли в Ростов или поездом в Москву, он брал с собой объемистый чемодан, заведомо наполнив его продуктами, фруктами, овощами, бутылкой-двумя коньяка и говорил при этом: «Послезащитный банкет, как принято в таких случаях, устраивать нельзя. Пронюхает твоя „шатия-братия“ (так он называл моих „противников“), – добра не жди. Разведут такое „кадило“, от которого задохнуться можно. А в гостиничном номере, в „узком кругу“, поужинаем, отметим защиту. Я уверен, что всё будет хорошо». И вслед добавил: «Ты здесь ни причем. Это буду делать я по должности, как проректор университета, в котором ты работаешь, в знак уважения и признательности».

…Не раз бывало, когда я собирался в научную командировку, Гаврила Петрович, вручая мне командировочное удостоверение, прикладывал 30–50 рублей: «Возьми. Пригодятся на непредвиденные расходы». Возражать было бессмысленно.

…Запомнился один случай, который доскажет то, что я здесь не сказал. Как-то в день нашего отъезда по моим диссертационным делам, Гаврила Петрович был очень занят университетскими вопросами и заехать домой за вещами не успевал. Дал свою машину и попросил съездить за ними к нему домой. Я хорошо знал семью Гаврилы Петровича – его супругу Валентину Дмитриевну и сыновей: старшего Александра – со времени его пребывания в аспирантуре, и младшего Юрия – студента юридического факультета, на котором я преподавал историю КПСС.

Высказал Валентине Дмитриевне слова извинения, благодарности и признательности за то, что Гаврила Петрович, в ущерб семье и отдыху мается со мной по командировкам. И услышал в ответ: «Иван Павлович, о чем Вы? Он для Вас готов сделать всё. Он за Вас волнуется больше, чем за семью. Такой он человек…»

Имя и облик Гаврилы Петровича необыкновенно добросердечного, внимательного и отзывчивого человека, его бескорыстная душевная щедрость живут в моей памяти все минувшие годы. И будут жить, пока живу я…

Таким же внимательным, добрым и отзывчивым человеком безграничной душевной щедрости остается в моей памяти и Гурген Карапетович Долунц. Предметом его докторской диссертации было исследование революционной деятельности Сергея Мироновича Кирова на Северном Кавказе. А это значит, что Гурген Карапетович глубоко знал историю борьбы за победу социалистической революции и утверждение Советской власти в этом регионе. Потому он всегда весьма компетентно и объективно оценивал мои научные диссертации и публикации, посвященные этой теме. Откликался на них своими отзывами, оглашал внешний отзыв кафедры истории КПСС Краснодарского политехнического института, которой он заведовал, на мою кандидатскую диссертацию при ее защите в Специализированном Совете по историческим наукам Ростовского государственного университета; выступал на повторной защите мною кандидатской диссертации в ВАКе. Такое не забывается…

Он сделал очень много для достижения мною поставленных целей в науке. Гурген Карапетович сыграл также большую роль в определении моей супруги Нины Тимофеевны на работу в политехнический институт, на вновь создаваемую кафедру хлебопечения. Память о нем, как о человеке огромной душевной щедрости и отзывчивости, живёт в моём сердце и всегда будет жить…

…Теплотой, вниманием и заботой были согреты и наши отношения с Иваном Ивановичем Алексеенко, на долю которого выпала нелегкая судьба быть моим «добровольным» научным руководителем на этапе подготовки и защиты кандидатской диссертации. Его участие было неоценимым во всей моей научной судьбе и в преподавательской деятельности. Даже тогда, когда по непонятным, необъяснимым мотивам он был освобожден от заведования кафедрой истории КПСС.

Случилось это непредвиденно и неожиданно. Было созвано внеочередное заседание кафедры. Нам представили незнакомого человека: «Маститый ученый, доктор исторических наук, профессор Степичев. Ваш новый заведующий кафедрой. Иван Иванович уйдет в старшие научные сотрудники для завершения работы над докторской диссертации и ее защиты…»

Все мы, преподаватели кафедры, в недоумении только «пожали плечами». Потом узнали, что Степичев приехал к нам из Сибири, где работал в вузе в такой же должности. Не иначе, как в Отделе науки ЦК КПСС или в Минвузе была «своя рука» (земляк, друг, приятель). Кто-то властно похлопотал о его переводе и трудоустройстве в Кубанском университете. Сразу же ему вручили и ключи от трехкомнатной квартиры.

Этот «маститый» ученый был надменным, чванливым и высокомерным. Короче, нам «не ко двору». На кафедре у нас был коллектив простых, скромных, добросердечных и знающих предмет преподавателей. Царила атмосфера взаимопонимания и взаимовыручки. И вдруг… такой «чиновник».

Вскоре в этом убедился не только коллектив кафедры, но и руководство университета, и Отдел науки крайкома КПСС. Степичев, как неожиданно объявился, так очень скоро, год-два спустя, уехал из Краснодара в Рязань, на такую же должность…